– Например, не отпустив демонов домой?
Он не ехидствовал, как ни странно. Всего лишь уточнял. И я согласно кивнул:
– Например.
– А я хочу вернуть всех обратно, даже зная заранее, какими они вернутся…
Растерянность не красит лицо юной девушки, и Лус в эти минуты выглядела почти дурнушкой. А мне на мгновение показалось, что сквозь ее черты проступило то, другое лицо. Лицо, которое я никогда не смогу увидеть.
– Мы с тобой похожи.
– Все может быть.
– И может быть, то, что мы встретились, было не случайно.
– Кто знает. Главное, что смогли расстаться.
Он оценил мою попытку пошутить, но все равно остался серьезен. И торжественно объявил:
– Сегодня ваш мир принес мне второе великое открытие. Надеюсь, последнее, потому что еще с одним я не справлюсь.
Его слова заставили меня удивиться:
– Что еще за открытие? И какое было первым?
– Первым – то, почему я никогда не хотел быть женщиной.
– Хм.
– А второе… – Карие глаза посмотрели на меня, можно сказать, проникновенно. Совершенно неподобающе обстоятельствам. – Я только сейчас понял, почему у меня не было шанса тебя победить. И ни у кого другого.
Звучало лестно, но я никогда не был достаточно легковерным. К сожалению.
– Неужели?
Лус кивнула:
– Встречая что-то новое, ты умеешь находить ему объяснение. Не знаю, понимаешь ли, что именно делаешь, или все это происходит само собой… Выглядит все так, будто когда перед тобой возникает какая-то непонятка, ты раскладываешь ее на части. Знакомые тебе. А потом все составляешь вместе снова. И получается вроде та же самая стена, но теперь ты знаешь каждое ее слабое и сильное место.
И что тут удивительного?
– Меня этому учили.
– Этому можно научить?!
Если бы я не знал, что внутри миловидной юной девушки скрывается самый настоящий парень, то решил бы, что широко распахнутые блестящие глаза – способ меня очаровать. Только непонятно зачем. А на вопрос ответил бы…
Легко? Нет, годы под руководством наставников можно назвать какими угодно, но не легкими. Другое дело, что навыки, поначалу казавшиеся чем-то диким и непонятным, однажды прочно вошли в привычку и стали послушно работать на своего хозяина. На меня то есть. Правда, если бы меня попросили поделиться опытом, ничего бы не получилось. Я попросту не нашел бы нужных слов.
– Можно. Меня ведь научили.
– Покажешь, как ты это делаешь?
Его интерес был понятен. И пожалуй, немного лестен. Поэтому я легкомысленно пообещал:
– Когда представится подходящий случай.
А в следующее мгновение или самое большее через два коляску, в которой мы ехали, остановил окрик:
– Эй, придержи лошадей! Приказ Смотрителя!
* * *
Возница, которого мы позаимствовали в Руаннасе, был законопослушным человеком: приказ еще звенел в воздухе, а наша коляска уже остановилась, доставив тем, кто в ней находился, маленькие неудобства. Впрочем, я сейчас не обратил бы внимания и на более внушительные телесные повреждения, чем пара синяков, потому что одно из слов неизвестного нам, зато уверенного в себе командира затмило своим смыслом все остальные.
Смотритель…
В памяти волей-неволей всплыл Блаженный Дол со всеми его обитателями, а следом возникло ощущение, весьма напоминающее чувство вины.
Я ведь бросил их, если вдуматься. И пусть мои подопечные не были несмышлеными детьми хотя бы с виду, мне они почему-то вспоминались таковыми. Или излишне доверчивыми? По крайней мере, мои слова для жителей Дола всегда звучали непререкаемой истиной. А как дела обстояли здесь?
На демона прозвучавшая фраза впечатления конечно же не произвела, хотя спокойствие все же поколебала:
– Что происходит?
– Не знаю. Могу сказать только, что мы явно достигли границ чужого владения.
Рядом с коляской раздался лошадиный топоток. Поскольку животные, везшие нас, уже к этому времени стояли как вкопанные, это означало, что причина неожиданной задержки приблизилась вплотную. И в самом деле, в глухом стуке копыт, переступающих с места на место, послышались человеческие шаги, а затем полог, висящий над дверью коляски, приподнялся, и мы увидели лицо молодого человека.
Нас он разглядеть сразу и во всех подробностях не мог, как и каждый, кто заходит в неосвещенную комнату с улицы, залитой ярким солнцем, но его, похоже, мало волновало, как мы выглядим, потому что прозвучал вполне ожидаемый вопрос:
– Подорожная имеется?
Я протянул незнакомцу бумагу, которой нас снабдил Натти.
Разве может быть что-то безобиднее, чем упоминание о путешествующей супружеской паре? Я тоже полагал придумку охотника на демонов удачной. С самого начала и до момента, когда парень, приказавший нашей коляске остановиться, оторвал взгляд от листка с каракулями, старательно подделанными под почерк казенного писаря.
– Чета Мори со-Литто? Муж и жена?
– Все соответственно бумагам, – подтвердил я.
Казалось бы, на этом встреча должна была благополучно завершиться. Однако вместо того, чтобы вернуть мне подорожную и откланяться, незнакомец распахнул дверцу и шагнул внутрь. Теперь его можно было рассмотреть с ног до головы, только времени на праздное наблюдение не оставалось, потому что парень вдруг странно улыбнулся, почти оскалился, и обратился к Лус:
– А ну-ка, милая, задирай юбку и раздвигай ножки!
Мы опешили. Оба. Демон, скорее всего, от того, что прямиком после недавнего насилия никак не ожидал следующего. Я же…
Не принято в пределах Логаренского Дарствия столь непозволительным образом вмешиваться в жизнь людей, если только они не обвинены в преступлении и, что самое главное, это преступление не доказано.
Обстоятельства сомкнулись в круг и тесно сжали свои объятия.
На парне форменная одежда. Неизвестного мне вида, но явно пошитая с соблюдением определенных требований. Это раз.
Именем Смотрителя вряд ли пользуются для прикрытия собственных неприглядных дел: слишком опасно. Это два.
Досмотр никогда не производят с глазу на глаз, а только в присутствии сторонних наблюдателей, дабы исключить возможность сговора, порочащего достоинство дарственных чиновников, даже самого низшего ранга. Это три.
Что в итоге?
Человек, залезший в нашу коляску, явно выполнял приказ, но в то же время преследовал свои собственные цели, а значит, равновесие его сознания шаткое. Настолько, что…
– Знаете, – глубокомысленно и как можно более отстраненно произнес я, – главным достоинством моей супруги всегда были не ноги, а голос. Слышали бы вы, как она поет! Правда, делает это лишь в добром расположении духа. А во всех прочих случаях…
