И конечно, главная виновница происходящего, выставленная злодейкой, тоже была здесь. Хрупкая, небольшого роста, в противовес Смотрителю, немного болезненного и отрешенного вида, женщина в белой мантии, с прямой спиной сидящая на скамье у окна, не казалась опасной. Разве что немного изможденной: пальцы рук, сцепленные в крепкий замок на коленях, выглядели как кости, обтянутые кожей, а синяки вокруг глаз, пожалуй, были куда темнее, чем у южанки. Однако при всем при этом во внешности держательницы не проявлялось ничего страдальческого, словно я видел перед собой не лицо, а тщательно нарисованную маску, под которой скрывался актер, плохо знающий свою роль. Или ненавидящий ее всей душой.
Нам сесть не предложили. Смотритель тоже остался стоять, может, из некой солидарности, а может, рассчитывая что-то спрятать за постоянным движением по комнате.
– То, что случилось вчера, весьма прискорбно. Жизнь и смерть человека – в руках божьих, и когда кто-то мнит себя Божем, решая кому жить, а кому умирать, это преступление не только перед людьми, но и перед небесами. – Искренности в его голосе не чувствовалось: сказанное больше походило на заученную речь, смысла которой чтец не понимает и понимать не собирается. – Однако убийца выступил не только против такого же смертного, как и он сам. – Смотритель подошел к столу и сдернул платок с давешней статуэтки, открывая нашим взглядам деревянную резьбу, как морилкой, пропитанную кровью. – Это орудие убийства было выбрано неспроста. Тот, кто им воспользовался, опасен. Он должен быть пойман и примерно наказан за свое злодеяние.
Несомненно, он репетировал свое выступление, потому что пытался сделать тон угрожающим и зловещим. Наверное, на более непредвзятых зрителей все это должно было произвести впечатление. Но только не на тех, кто еще вчера стал участником небольшого провинциального заговора.
– Согласен. Полностью согласен с вами, – с серьезным видом кивнул я. – Но, право, не знаю, чем могу помочь.
– Вы присутствовали на месте убийства.
– Я не видел, как убили того человека, если вы это имеете в виду. Слишком поздно вошел в комнату.
– Но что-то вы все-таки видели? – уточнил Смотритель.
– Чью-то спину.
– И?
– И она быстро удалилась в окно. Я не смог бы помешать убийце уйти, даже если бы попытался. Просто не успел бы дотянуться и до края одежды.
– Как убегавший был одет?
Роалдо Лиени старался показать, что заинтересован расследованием, но делал это слишком неловко, словно впервые сталкивался с подобным делом. Какие вопросы задавать, он, конечно, знал. Должно быть, при назначении на должность ему, в отличие от меня, выдали определенные инструкции. Но знания без истинного намерения действовать висели в его голове мертвым грузом.
– Как обычно одеваются мужчины? Голой кожи я не заметил, значит, штаны, сапоги и куртка точно были на нем.
– Какого вида и цвета?
– Темного. В смысле, трудно было разобрать, ведь уже вечерело, а в комнате горела всего одна лампа.
– Всего одна? – Смотритель повернулся с вопросом к служанке.
– Госпожа желала отдохнуть, – бесстрастно ответила та.
– Как удобно для злоумышленника!
Я бы тоже так съязвил, окажись сейчас на месте Роалдо Лиени. Но правда жизни заключается в том, что любое событие происходит именно тогда, когда ему удобно произойти. Насколько странными и искуственно созданными ни казались бы сопутствующие обстоятельства.
– Госпожа желала отдохнуть, – упрямо повторила одержимая.
Даже если бы прибоженный вчерашним вечером не рассказал о сговоре своей начальницы со Смотрителем, меня все равно удивило бы то, что никто не задает вопрос, почему страж божий вдруг вообще оказался на месте преступления, да еще в виде жертвы. А раз удивило бы…
– Тот человек знал, что делает.
На меня обратились сразу два взгляда, туманный и лихорадочный. Я сделал вид, что немного смутился, и продолжил:
– Наверное, он следил за… убитым.
– Почему вы так решили? – Вот теперь стало заметно, что Роалдо Лиени по-настоящему любопытничает. – Он ведь мог собираться напасть на кого-то еще. На вас, к примеру.
– Что же мешало ему это сделать раньше? До того, как в трактир вошли… эти, как их… Стражи божьи. Я правильно запомнил название?
Держательница моргнула, но не ответила.
– Раньше? – переспросил Смотритель.
– Ну сами посудите, куда безопаснее учинить разбой, когда поблизости никого нет. А тут внизу полным-полно молодых сильных парней, готовых помочь всем, кто оказался в беде… Не так ли?
На сей раз она кивнула и весьма самодовольно подтвердила:
– Разумеется. Эти дети воспитаны в любви к ближнему и заботе о нем.
– О чем и говорю! – воодушевленно подхватил я. – Кто полез бы грабить и убивать рядом с ними?
– Чужак, не знающий здешних правил, – отрезала держательница.
– Если он смел и безрассуден. Но больше похоже на другое.
– А именно? – В разговор снова встрял Роалдо Лиени.
– Убийца хотел убить именно того, кого убил.
Мои слова заставили женщину в белой мантии заметно напрячься и сцепить пальцы до белизны суставов.
– Как это?
– Может быть, тот несчастный чем-то ему навредил? – предположил я.
– Воспитанники кумирни безгрешны!
У меня с языка едва не сорвалось: «А их наставница?» В самом деле, такое настойчивое утверждение невиновности куда подозрительнее другого поведения. И если бы Смотритель не был заодно с держательницей, он ухватился бы за горячо сказанные слова. Вернее, я бы на его месте ухватился.
– А что, если… – Я намеренно осекся, расширил глаза, попеременно глядя то на Роалдо Лиени, то на женщину в мантии.
– Что? – спросили оба чуть ли не хором.
– Вдруг это он хотел причинить вред. Но не только тому, кого убил, а…
Очередная нарочитая пауза вынудила моих слушателей нетерпеливо спросить:
– Кому?
– Верующим. И делу веры конечно же.
Держательница бессильно прислонилась к стене. По подрагивающим губам женщины было заметно, как долго она ждала произнесенных слов и теперь не верила тому счастью, что они прозвучали из уст человека, ничем не заинтересованного и ни к чему не причастного.
– Потому он и сделал оружием это, – указал я на статуэтку. – Ведь проще и надежнее было взять нож.
– Да. Несомненно, – признал Смотритель.
– Он выступил против веры.
Ее голос окреп мгновенно и сейчас еще больше не соответствовал изможденному виду, чем раньше. Но кроме того, стал спокойным и ровным, как будто убийство не породило бурю в плавном течении жизни, а подействовало ровно наоборот.