Он присел на лавку рядом со мной, но, слава Божу, не стал заглядывать мне в глаза.
– Что «это»?
– Спасли мне жизнь.
– Скорее, жизнь вам спас ваш дядюшка. Если бы не он…
– Жалеете?
Да, хорошо, что мы не видим сейчас лица друг друга.
– Наверное.
– Из-за чего? Из-за того, что не схватились в драке с тем сумасшедшим?
Ага. Немного телесной боли не помешало бы. Или даже много. Она помогла бы мне снова вернуться к реальности. Снова почувствовать себя частью мира.
– Он мог оказаться сноровистее вас. Да и по возрасту…
– Трудно привыкнуть к тому, что стареешь, – проскрипел дядюшка, помешивая угли в очаге орудием справедливого возмездия.
Старею? Не слишком ли рано об этом говорить? Я ведь еще могу выйти против… ну почти любого противника и рассчитывать на победу. Сила в руках все еще есть, никуда не делась. Зрение не подводит. Ноги не подгибаются в самый неподходящий момент. Вот только действий в моей жизни почему-то становится все меньше и меньше. С каждым днем.
– Я пока не собираюсь уходить на покой.
– Оно и видно, – заметил старикан, как мне показалось, с легкой ехидцей.
– Все закончилось наилучшим образом, – уверенно заявил юноша. – Иначе кто-то мог пострадать.
Ну да. Я. Или заложник. А так все сыграли отведенные им роли, и спектакль завершился к всеобщему удовольствию.
– Но вы так и не ответили. Почему вступились за меня?
А он настырный. Зануда малолетний!
– Это имеет значение?
Молодой человек повернулся так, чтобы видеть мои глаза.
– Какая опасность мне угрожала? У него не было ножа или чего-то подобного в руках. Только незамысловатая безделушка.
– И все же вы испугались.
– А как не испугаться? Вы выскочили на лестницу чуть ли не в чем мать родила, да еще с таким страшным лицом, что даже отъявленный смельчак начал бы делать глупости! К тому же я не люблю, когда мне выкручивают руки. Но мы снова ушли в сторону… По вашему виду было понятно: то, что происходит, несет в себе угрозу. И я хочу знать какую.
А разве это еще имеет значение? Убийца обезврежен, пойман и препровожден в место, откуда ему нет обратной дороги. Все живы. Ну кому повезло уцелеть. Так зачем снова лезть в корзину с грязным бельем?
– Четверть часа назад вы могли умереть, – раздался с лестницы женский голос.
За время, пока мы внизу играли в героев, Лус успела переодеться, причем, судя по тому, как платье село на тонкую фигурку, глаз у того, кто подбирал сменную одежду, и впрямь был наметан самым удивительным образом.
– Неужели? – усмехнулся молодой человек, внимательно глядя на спускающуюся в зал девушку. – Это вряд ли.
– Вы бы сильно удивились. Напоследок.
Взгляды обоих полыхнули алым огнем, прямо как угли под кочергой старика.
– Вы, должно быть, недавно в этих краях и еще не успели узнать…
– Я умирал здесь трижды, – просто и бесхитростно сказал демон по имени Конран. – И еще один раз меня убили. Почти.
– Тогда я не совсем понимаю…
Лус подошла к очагу, позаимствовала у дядюшки его железную игрушку и вытолкнула на пол останки смертоносного, хотя и такого безобидного с виду оружия Цепи одушевления. Пряжка не успела сильно пострадать, зато то, что на нее было нанизано, исчезло безвозвратно, оставив после себя лишь несколько жирных пятен на потускневшем металле.
– С помощью этой штуки можно убить любого демона. Вернее, поймать в плен. Вечный.
Во взгляде чудом спасенного зануды отразилось вполне закономерное сомнение, и Лус, тяжело вздохнув, продолжила:
– Некие люди, облеченные в этом мире достаточной властью, нашли способ исполнять желания и не рисковать своей душой. Как и что они проделывают, неважно, но после всего демон перестает существовать. Остается одно лишь безвольное вещество, способное даровать… Все что только захочется.
– Верится с трудом.
Девичье лицо слегка помрачнело.
– Мне пришлось через это пройти.
– Но вы до сих пор здесь, с нами, – улыбнулся молодой человек.
– Слишком дорогой ценой.
– И все-таки шанс спастись есть?
Лус посмотрела на своего собеседника с горестным сожалением:
– Шанса нет. Есть человек, в теле которого обретается демон. И только от этого человека зависит, кто будет жить, а кто умрет.
– От человека?! – Зал гостевого дома наполнился заливистым смехом. – Как человек может что-то решать, если уже впустил меня в свое тело? Теперь я полновластный хозяин всего этого богатства! Только я!
Взгляд девушки встретился с моим, и, пожалуй, я еще ни разу не видел в карих глазах такого отчаяния. Искреннего. Глубокого. Жалобного. Он словно просил у меня помощи, демон по имени Конран. А может, еще и защиты. Но какой смысл был пререкаться с заносчивым юнцом? Проще и спокойнее уйти.
– Тебе надо отдохнуть. Вернемся в комнату.
Я взял Лус под локоть, и она благодарно оперлась на мою руку. Пока мы поднимались по лестнице, молодой человек все еще вслух потешался над услышанным. Даже когда дверь закрылась, приглушая звуки, доносящиеся снизу, несколько минут мне казалось, что торжествующий смех раздается совсем близко. Прямо в ушах.
Девушка обессиленно опустилась на кровать, ссутулилась, положив руки на колени, и растерянно уставилась на собственные пальцы, подрагивающие словно в лихорадке.
– Не переживай.
– Я чувствовал, что все так и будет.
– Он просто дурак.
– Но поверить и в самом деле трудно. Если не видел все своими глазами… Как убеждать? Что говорить? – Уголки карих глаз опасно заблестели слезинками.
– Все то же самое.
– Этого не хватит.
– Пусть. Ты не можешь распахнуть перед ними свою душу и память. Не можешь дать им ощутить свою боль. В конце концов, они должны сами решить, как поступать.
Лус тряхнула белокурыми кудрями:
– И сколько из них погибнет только потому, что слишком молоды и неопытны?
– Тебе их жаль?
– Мне?! – Демон явно хотел изобразить возмущение, но почему-то передумал и помрачнел еще больше, а потом признался: – Да, жаль. Я видел их, понимаешь? Таких, как этот. Видел перед самыми «вратами». Большинство юношей и девушек шагает туда бездумно, за компанию с остальными: кто-то до смерти боится, что его сочтут трусом, кто-то хочет показать свою решительность и отвагу… Им ведь не нужен чужой мир по-настоящему, как исполнение мечты.
– Потому что мечты у них пока толком и нет?
