— Уж если тебе там так медом намазано, так какого черта
вообще уходил?
— кричала Оксана.
Он посмотрел на нее как-то странно, но промолчал. Наконец
мать уехала.
Оксана наслаждалась покоем, опять завела разные дела с
маклером Володей. Хоть муж теперь хорошо зарабатывал, ее деятельная натура
требовала выхода, на сына Оксана давно уже махнула рукой, не вырастет из него
ничего путного!
Помимо общих с Володей дел, Оксана решила заняться офортами
Рембрандта.
Алчный блеск в глазах Леопольда Казимировича тогда, много
лет назад, не давал ей покоя. Она решила предпринять пока осторожные, но свои
собственные шаги.
В семействе Примаковых не все шло гладко. Николай Егорович
Примаков нашел тихое успокоение на Северном кладбище, Анна Матвеевна ездила к
нему каждую субботу — по сезону, то цветочки посадить, то прибрать на могиле.
После смерти мужа она стала прихварывать, но бодрилась, не стонала и не
жаловалась на болезни, сидя с соседками на скамеечке во дворе.
Из родственников остался у нее один племянник Олег. И хоть
Олег был женат и дочка у него маленькая, но старую свою тетку он навещал часто
и помогал по хозяйству, чем мог, а иногда и до поликлиники провожал.
В поликлинике тоже участковая Марина Евгеньевна попалась
очень сердечная и толковая. Сейчас ведь кому охота со стариками возиться?
Пропишут какое-нибудь иностранное лекарство, а сколько оно стоит и может ли
старый человек его себе позволить — им и дела нет. А Марина Евгеньевна
внимательно всегда выслушает, да о жизни поговорит, да посоветует что-нибудь
попроще да подешевле, а то и что-нибудь из домашних средств, травку какую.
Иногда даже сама принесет, что летом собрала да посушила. Анна Матвеевна очень
ее уважала.
И ведь совсем молодая да красивая, а все только молодежь
ругают!
В этой же поликлинике открылся платный косметологический
кабинет.
Конечно, клиентура в этом кабинете была совсем другая, с
обычными больными этих дам спутать было невозможно. Но вот врач-косметолог из
этого кабинета, эффектная брюнетка лет около тридцати (это ведь очень, очень
продолжительный период — около тридцати…), оказалась женщиной простой и
общительной и с Мариной Евгеньевной просто подружилась. Когда выдавалась
свободная минутка у обеих ( а не выдавалась, так они ее, эту минутку, запросто
организовывали), врач-косметолог заходила к Марине Евгеньевне выпить кофейку.
Она ведь тоже была все-таки врач, не всегда только кремами да масками
занималась, и чувствовалось, что настоящая медицина ее глубоко интересует. Она
разговаривала с Мариной Евгеньевной о ее больных, расспрашивала о всяких
сложных случаях, иногда давала дельные советы.
Марина Евгеньевна знала, что не положено постороннему
человеку показывать истории болезни, рассказывать о здоровье своих пациентов,
но ведь все-таки врач, коллега, можно сказать, что-то вроде консилиума они
проводят. Да и кого уж, на самом-то деле, может всерьез интересовать здоровье
рядовых пациентов рядовой районной поликлиники, в основной своей массе людей
немолодых и небогатых?
Поэтому, когда Марина Евгеньевна вошла как-то в свой кабинет
с графином воды для кофе и увидела, что ее подруга рассматривает лабораторный
листок с результатами анализа одинокой пожилой пенсионерки Анны Матвеевны
Примаковой, она не только не насторожилась, но и вообще никакого значения этому
не придала.
Оксана была вне себя от беспокойства. Старуха Примакова,
которую она так тщательно опекала и лелеяла, собиралась сыграть в ящик. Во
всяком случае, анализы показывали, что долго она не протянет. Что же делать?
Бабка помрет, комната достанется племяннику с семьей, потом с ними не
разберешься. Оксана подумала-подумала и решила открыться маклеру Володе. В
квартирном вопросе он большой специалист, поможет делом и советом. Однако
маклер выслушал ее с недоверием, понадобилось его долго убеждать. Во-первых,
сказал он, был ли мальчик-то, а именно, что там еще за офорты такие? На это
Оксана твердо отвечала, что офорты были, их видели. Во-вторых, продолжал
маклер, где у нее гарантия, что офорты остались у бабки? А может, их давно
выбросили? Нет, отвечала Оксана, не знаешь ты этих стариков. Они никогда ничего
не выбрасывают.
А может, кто-то офорты эти у бабули давно купил? Да кто их
мог купить, про них никто и не знал, покойный старик Примаков их только
Гржемскому показывал. Стало быть, лежат они где-то у бабки в завалах и ждут
своего часа. Тут мы как раз кстати и подоспеем.
Оксана сумела маклера Володю немного заинтересовать. Он
покрутился возле дома, где жила старуха Примакова, и по счастливому стечению
обстоятельств повстречал там мужа дворничихи Капитоновой дядю Васю. Дядя Вася
ко времени описываемых событий постарел, ничего не помнил из того, что он делал
вчера, но зато хорошо помнил прошлое. Его жена примерным трудом заработала себе
квартиру с удобствами и перевезла туда дядю Васю, а бывшую дворницкую они
оставили своему внуку Вовке, который к этому времени вымахал в здорового
балбеса, хулигана и грозу всего квартала. Дядя Вася по старой памяти приходил в
свой родной двор очень часто. Знакомых осталось у него во дворе не очень много
— кто умер, кто переехал, а поговорить о прошлом хотелось, поэтому дядя Вася
был рад любому собеседнику у тем более такому приличному и денежному мужчине.
Мужик поставил дяде Васе пиво и посидел с ним за компанию. Старика от пива развезло,
он долго бормотал что-то о старых чекистах, о тайниках в каминах и о
запрятанных там сокровищах. Разговоры эти маклера Володю не то чтобы убедили, а
немного поколебали. Наконец он сказал Оксане, что квартира, где живет
Примакова, конечно, неплохая, можно попробовать расселить, но дело это не
быстрое, к тому же согласится ли еще бабка переезжать, обычно эти старухи очень
упрямые, хотят помереть там, где всю жизнь прожили, а не в какой-то незнакомой
однокомнатной квартире. И потом, чтобы спокойно покопаться в квартире, надо,
значит, сначала самому эту квартиру приобрести, чтобы посторонних людей не
было, а у него, маклера, сейчас денег таких больших свободных нету.
И к тому же все-таки насчет этих офортов ему сомнительно. Но
Оксана хорошо помнила, каким она застала в свое время Леопольда Казимировича
после его знакомства с офортами. Нет, не мог старик ошибаться, была у него в
руках эта ценность!
Подождем, сказал маклер, ты понаблюдай пока за старухой там,
в поликлинике.
В коммунальной квартире на Петроградской, где когда-то жила
толпа самых разномастных жильцов и бурлили коммунальные советские страсти,
осталось ко времени описываемых событий только две, условно говоря, семьи: одна
семья состояла из уже знакомой нам Анны Матвеевны Примаковой и горячо любимого
ею кота Тимоши — серовато-голубого, зеленоглазого пушистого красавца, вторая
семья… О второй семье надо рассказать чуть-чуть подробнее. Пресловутая
Захарьиха в своей неуемной жажде территориальных приобретений совершенно
замучила все возможные инстанции заявлениями, ходатайствами и письмами и
умудрилась-таки постепенно прибрать к рукам остальные три комнаты — кто из
жильцов скончался от каких-нибудь естественных причин, кто предпочел как-нибудь
иначе уйти с ее пути — квартиру получить или еще куда-нибудь от греха подальше
съехать, — короче, в ее руках оказалась вся квартира, кроме самой лучшей
комнаты — бывшего кабинета, где жила тетя Нюра — Анна Матвеевна.
