— А может, это сосед решил тете Нюре подгадить? Ты
говорила, они не ладят.
— Ну уж ему-то такое письмо точно никогда не составить.
Да к тому же он в последнее время тихий. А мне вот что в голову пришло. Если и
правда кто-то собрался к тете Нюре ночью в комнату забраться, то почему он
соседей не боится?
Значит, соседей должны под каким-либо предлогом удалить.
Стало быть, надо покараулить, если соседей к ночи дома не будет, тогда точно
что-то готовится.
— Тогда я с тобой, Надежда, ночевать буду и Борьку
моего тоже возьмем!
Какой-никакой, а все-таки мужчина.
— Ну уж, какой-никакой! Для тебя-то он самый лучший,
вон как сияешь.
Все у вас хорошо?
— Да, одинокая жизнь не для меня оказалась, видно, надо
нам обратно сходиться, он-то прямо мечтает об этом.
— Значит, так договоримся. Вечером звоните мне на
квартиру к тете Нюре, я там буду, а потом решим.
Я шла по подземному переходу, вокруг стояли лоточники,
продавцы газет, котят, щенков и разной прочей мелочи. Их рекламные выкрики
сливались в один ровный гул:
— А вот котеночек персидский, отдам недорого!
— Лотерея, лотерея!
— Дама, вытащите за меня билетик, у вас, я знаю, рука
легкая!
— Щенки кавказской овчарки с родословной! Вот
фотография матери!
Фотография была подлинной, только мать явно не та и
родословная фальшивая, но щеночки симпатичные.
— Граждане! Покупайте газету «На дне» — единственную
газету городских бездомных!
Я проскочила было вперед, но что-то заставило меня
затормозить, потому что голос, кричавший про газету, был мне хорошо знаком. Эти
блеющие интонации… Я подошла поближе к продавцу и не поверила своим глазам:
передо мной небритый, в рваной одежде сидел на ящике Лерин муж, держа в руках
стопку газет. Возле него сидела огромная немецкая овчарка, такая же
неухоженная.
— Привет!
— Дама, купите газетку! — Он делал вид, что не
узнает меня.
— Я тебе так денег дам, собачке на пропитание, опять
же, помыться, побриться ей не мешает.
Он понял, что я не отстану, и поднял голову.
— Ну, чего тебе?
— Давай, что ли, побеседуем, интересно мне.
— Ну ладно, отойдем отсюда ненадолго.
Он повернулся к торговке семечками.
— Абрамовна, постереги тут газеты, да смотри, семечки
свои в них не смей заворачивать, они подотчетные.
— Абрамовна — семечками торгует? — изумилась я.
— Это псевдоним, — важно ответила старуха. Мы
отошли в сторону, присели на гранитный парапет. Мой Собеседник выплюнул окурок.
— Что ты куришь такую дрянь? Я тебе хороших дам!
— Я и сам тебе могу хороших дать, — обиделся
он, — это я на работе только хабарики докуриваю.
— Ты где живешь-то теперь?
— Я — официальный бомж, нет у меня жилья.
— А ночуешь где?
— Так, по подвалам… Интересно, знаешь, такие подвалы
под городом, оказывается, есть, я раньше и не представлял себе.
— Не боишься, что кто-нибудь тебя узнает, вот как я
сегодня?
— Не, не боюсь, устал я бояться. Да к тому же это ты
смелая, а другой побоится к бомжу подойти или побрезгует.
— Значит, совсем с прежней жизнью решил завязать?
— Не я так решил, судьба за меня распорядилась. Все
бабы эти…
— Да, но их-то обеих уже на свете нет, а ты живешь — не
тужишь.
— А я не виноват в их смерти, за что же мне в тюрьму
садиться? А менты фиг мне поверят!
— Это точно, но ты не беспокойся, я тебя закладывать не
буду, мне это ни к чему. А ты так все и бросил, как же квартира, имущество?
— Барахло все бросил, черт с ним, а квартиру я продал,
чтобы Леркиным родственникам она не досталась. Продал и оформил задним числом,
сама знаешь, все можно сделать. Квартира хорошая, на Петроградской. Те было
сунулись, а им — хрен в томате!
— А деньги куда дел за квартиру? — неосторожно
спросила я.
Он посмотрел подозрительно.
— А тебе что? Живу пока на них. Собаку вот
завел, — он кивнул на свою овчарку, которая показалась на выходе из
перехода. — Сейчас иду, Архимед!
Видишь, волнуется, ждет меня. Хороший пес, мне раньше Лерка
не разрешала. Ты, если чего надо тебе, приходи сюда, я тут почти каждый день, а
если нет, то Абрамовна скажет, где меня найти. У меня к тебе претензий нету, я
добро помню.
Я даже не нашлась, что ответить, надо же, как человек
изменился!
Я направилась было по своим делам, а потом вернулась и
окликнула его:
— Слушай, ты говорил, что выручишь, вот у меня к тебе
одна просьба.
Надо сегодня ночью в одном месте покараулить, чтобы жулики
не сбежали. Если ты в парадной посидишь, на тебя никто не подумает, мало ли
бомжей сейчас по парадным сшивается. А если соседи выгонят, то уж не обессудь.
Собаку с собой возьми на всякий случай.
— Я без Архимеда никуда! А это какое место-то?
Я назвала ему место.
— Ну, так у меня там знакомый поблизости работает. Не
волнуйся, все будет в лучшем виде, считай, с тобой мы договорились!
К вечеру Надежда позвонила сама.
— Знаешь, пока все тихо. Сосед дома, жена его на работе,
ничего особенного не происходит. Я уж не знаю, может, зря я вас взбаламутила?
— Еще чего! Я тебя в это дело втянула, мы сейчас
приедем, одну тебя на ночь там не оставим! А как ты со своим мужем сумела
договориться? Что ему сказала?
— Не спрашивай, — вздохнула Надежда, сказала, что
у мамы сегодня буду ночевать, но если он что-нибудь пронюхает, не сносить мне
головы, семейная жизнь висит на волоске.
— Не горюй, я буду свидетелем, клятвенно присягну, что,
кроме моего Борьки, с которого я глаз не спускала, единственным ночевавшим
рядом с тобой существом мужского пола был кот Тимоша, и тот кастрированный.
— Пошути мне еще!
Часам к семи мы подъехали к дому на Петроградской. Из
подъезда как раз выскочил человек в темном костюме и при галстуке. Воровато
озираясь и пряча букет цветов, он бросился за угол. Я узнала ненормального
соседа тети Нюры.
— Подожди-ка, Боря, я за ним сбегаю. За углом соседа
дожидалась довольно приличная машина, из окошка высунулась женская рука с
маникюром, которая махнула, приглашая садиться. Тот погрузился в машину вместе
со своим букетом, они газанули и уехали.
— Вот это да, даже на такого чокнутого кто-то
польстился!
