В тусклом освещении бара жидкость казалась совершенно черной. Я взял стакан — оба бармена с любопытством уставились на меня — и влил в себя ледяную жидкость. Крепкий напиток ухнул вниз, на мгновенье заморозил внутренности, а потом взорвался огненной вспышкой. Будь у меня на макушке волосы, уверен — они встали бы дыбом. Ух-х-х, хорошо! Аж темечко заломило. Бармены несколько разочарованно отвернулись и вновь занялись своими делами.
В этот момент заиграла музыка и на сцену, перекидывая микрофон из одной ладони в другую, вышел длинноволосый певец в черной футболке, армейских камуфляжных штанах и ботинках с высокой шнуровкой. Я смахнул с глаз выступившие слезы, но разглядеть других музыкантов не смог: то ли так и было задумано, то ли просто не отладили свет. За столиками захлопали и засвистели. Сразу видно, ценители собрались.
Музыка приутихла, и певец на одном дыхании выдал длинный речитатив:
Рассчитавшись с удачей последней монетой,
Ухожу я на дно — моя песенка спета.
Впереди у меня мрак холодных подвалов,
Горечь водки… и, возможно, — путевка в нирвану.
Сначала слова вылетали со скоростью пулеметной очереди, но под конец ритм замедлился, а слова зазвучали с непонятной для меня горечью. Эта самая горечь делала не столь заметным пафос текста.
Заиграл проигрыш. Ритмичная электронная музыка действовала на нервы, и я повернулся к бармену:
— Сколько с меня?
— Три с половиной тысячи, плюс десять процентов за обслуживание, — сверился тот с записями.
Ничего себе, здесь расценочки! Я вытряхнул на барную стойку монеты, отсчитал нужную сумму и ссыпал оставшиеся деньги обратно в карман.
Певец вытер вспотевшее лицо футболкой, дождался нужного места и продолжил:
Слишком много наших стали жертвами мысли,
Будто тот прожил жизнь, кто ее прожил быстро,
Я бы плюнул в лицо их героиновым гуру,
Я бы плюнул в живых… но кругом только трупы.
Хмыкнув, я пошел к выходу. Желания досмотреть выступление до конца не возникло. Не зацепило меня, да и слышал я все это уже где-то.
Как ни странно, алкоголь не расслабил, а только придал дополнительный заряд бодрости. Теперь надо все дела успеть порешать, пока отходняк не начался.
Развернув на столе четвертушку газетного листа с горкой травки посередине, Городовский забил косяк, раскурил его и протянул Стасу. Тот помотал головой и потянулся к стоящей на столе бутылке с минералкой. Сушнячок долбит?
Я прошел мимо, сделав вид, что их не заметил, и уже подошел к двери, когда певец прокричал еще один куплет:
Мне кричат: подыхай, потом будет поздно,
Мол, пока молодой — это дьявольски просто,
Ага, щас! Я вцеплюсь в жизнь зубами,
Я живу! Я — живой! Кто против — тех на…
Дверь захлопнулась за спиной, оборвав окончание куплета. А неплохая здесь звукоизоляция.
Постаравшись не зацепить ногами разложенные на полу карты, я пошел обратной дорогой. Никто меня в «Западном полюсе» не узнал. Тем более непонятна реакция Вениамина. Да ну его к лешему. Пойду найду парней и оттянусь по полной. Поймав себя на желании напиться до поросячьего визга, только улыбнулся: что ни говори, выморожень — штука мощная.
Послав подальше приставшего, как банный лист, продавца самозаряжающихся амулетов, я поднялся наверх и в нерешительности остановился, не зная, куда направиться в первую очередь. Поискать в общаге Патруля Шурика Ермолова и Кота? Или дойти до Селина? Да и Гамлет не так далеко отсюда живет. Дома его, правда, днем застать совершенно нереально.
— Ха, Скользкий! Какая встреча!
От неожиданности я вздрогнул и чуть не скатился вниз по лестнице. Шурик! Не врет поговорка — оно всегда само всплывает.
— Здорово! И как оно? — ответил я на крепкое рукопожатие.
— Да ничего. Зашибись все. — Ермолов внимательно меня осмотрел и прищурился. — Ты никак имидж сменить решил?
— Чья бы корова мычала, — не остался в долгу я. — Морячок…
— И не говори. — Шурик запахнул кожаную куртку, надетую прямо поверх сине-белой тельняшки. — Прикинь, вернулись мы вчера с Нижнего хутора, а у меня из летней одежды только тельник и босоножки. Да! Слушай, мне тут сказали — ты из Патруля ушел? Чего так?
— Долгая история. А ты, блин, еще здоровее стал, — сменил я тему разговора. Действительно, и так не страдавший дистрофией двухметровый Шурик немного раздался в плечах и согнал жирок с живота. Да и фейс каким-то более прямоугольным стал. — Чего не пьяный еще?
— Успеется. А что поправился — это да, есть такая тема. На хуторе ведь какие развлечения? Брагу ставить и качаться. Но через месяц брагу ставить просто не из чего стало.
— Ну вы даете! Так что насчет этого дела? Чисто по чуть-чуть? — я щелкнул по кадыку и выжидательно посмотрел на Шурика.
— Да о чем речь?! — жизнерадостно фыркнул тот. — Посидим, за встречу выпьем. Расскажу, что с нами на хуторе случилось — офигеешь. Только я уже с пацанами договорился — они меня в «Реверсе» ждут.
— Да какая разница, где сидеть? — «Реверс» — забегаловка рядом с общагой Патруля — посещался практически исключительно отдыхающими между рейдами патрульными. Посторонние в здравом уме туда старались не заглядывать. Мне там никогда особенно не нравилось, но ведь вечер только начинается… — Что с вами случилось-то?
— Долгая история, — передразнил меня Шурик. — Сядем — расскажу, а то эффект не тот будет. Слышь, а куда Дрон пропал? Не в курсе?
— Нет, — немного напрягся я. — Я с того года уже в Патруле не числюсь, мне на Дрона глубоко…
— А я тут с Крестом разговорился по приезду — он теперь, кстати, командир роты дальней разведки — вроде Дрон без вести полгода назад пропал. До сих пор не всплыл.
— Ну и … леший с ним. Мне по барабану, — постарался я ничем не выдать своего облегчения от этой новости. Теперь хоть этого колдуна недоделанного бояться не надо. А то еще бы отрыл, что с его братом приключилось, и все — кранты мне…
— Да мне тоже. Мне тут знаешь, чего предложили?
— Пока еще не знаю.
— Да ты слушай. Новую структуру сейчас формируют, типа погранвойск. Знаешь, кого начальником делают? Витьку Молохова — помощника Михайлова. Я с ним разговаривал, он предложил прапорщиком к нему пойти.
— А чем заниматься?
— Говорю же — пограничные войска. Только Город высунется, сразу ему по мордям!
— Ты как, согласился?
— Думаю. Понимаешь, и на гусеницы намотать запросто могут и уже не по неделе в рейде, а по три месяца на заставе на границе куковать.
— Хрень.
— А то. Но платить обещают прилично. И тут слух еще такой пошел, что Патруль и Гарнизон скоро под Дружиной будут, а их начальников замами Воеводы сделают. На фига мне эти катаклизмы? Чтобы мной какой-нибудь сморчок-дружинник командовал? Теперь вот думаю…
