— Энергоиглой. — Часовщик достал из переднего кармана синего фартука замызганную книжицу. — Да вы не сомневайтесь, все разрешения оформлены. И кристаллы сертифицированные, все как положено…
Даже не посмотрев документы, Григорий забрал у часовщика коробочку с кристаллами и провел над ней бляхой.
— За трупом присмотрите, пока дружинники не появятся, — вернул он коробочку часовщику. — Им все объясните.
— Вон наш околоточный уже идет, — указал тот на спешившего к перекрестку дружинника.
— Вот и замечательно, — кивнул Гриша, вкратце пересказал увиденное околоточному, и мы отправились дальше.
Вскоре вместо чистеньких домиков потянулись обшарпанные бараки с пустыми провалами окон, а потом и вовсе показался железнодорожный мост, за которым возвышались серые развалины промышленных корпусов.
Я остановился под мостом завязать шнурок, а, догнав Григория, решил прояснить один весьма интересовавший меня вопрос:
— Те энергоиглы против нас не сработали бы?
— Нет, блокировка бы не позволила.
— Да я в курсе. Блокировка в артефакты прошивается, деактивирующий код в бляху. А что мешает взломать код и начать запихивать в левые амулеты?
— Ну, ты спросил! Я такими тонкостями никогда не интересовался, — почесал Григорий затылок под повязкой. — Это тебе с гимназистами поговорить надо.
Скрипя колесами, нас обогнала остановившаяся у ворот ближайшего цеха телега. Во всю стену двухэтажного здания красовался плакат с надписью: «Колбасные заводы Освальда Штейнберга». Сразу же открылись ворота, и грузчики начали перегружать на телегу картонные ящики.
Как ни странно, по мере углубления в промзону количество обжитых зданий не уменьшалось. Там цех, тут мастерская. Я и не знал, что здесь столько народу работает. Интересно, чем они все занимаются?
Блин, да здесь не только цех по производству мозговертов, здесь и заводик по обогащению урана разместить можно. Хотя лично я бы поставил на какой-нибудь глухой уголок Северной промзоны.
Целая вереница нагруженных кусками серого мха телег свернула в тупичок между двумя высокими заборами. Проходя мимо, я заглянул туда и покачал головой: перед закрытыми воротами скопилось уже возов двадцать. Не только с серым мхом, но и незрелыми снежными ягодами и какими-то водорослями. Приемщики внимательно оценивали качество товара и только после этого пропускали телеги внутрь.
— Это что еще такое? — покрутил я головой по сторонам.
— А вон то здание видишь? Вон, из труб дым идет. Это Ферма.
— Что?
— Птицефабрика. Птичники отсюда не видать.
— И эту гадость им в корм привезли?
— А ты как хотел? Бройлерных цыплят за три недели без престартеров никак не откормить, — видимо, профессионально разбираясь в теме, просветил меня Гриша.
— Не, я это не ем. — Все же мои познания о сельском хозяйстве оставляют желать лучшего. Над лошадьми Мишки Ряхина смеялся, а, оказывается, серый мох и снежные ягоды и в Форте в качестве пищевых добавок применяют.
— Зря. На вкус от обычных не отличить. Вот говядину и свинину есть невозможно. А курятина вполне…
Ферма осталась уже далеко позади, когда в воздухе запахло химикатами. Аж в горле запершило. Неудивительно, что здесь даже трава почти не растет — юго-восток традиционно считался промышленным районом. Это уже дальше к югу начинался небольшой спальный район.
— И куда нам теперь? — спросил я у Григория, когда мы остановились на развилке между тремя площадками, огороженными высокими заборами.
— Третья Металлургов, дом двенадцать.
— Это где? — Лично мне название улицы ни о чем не говорило.
— Почти у перекрестка со Сталелитейной.
— Ты хоть знаешь, куда идти? — тяжело вздохнул я.
— Знаю. Сейчас до развилки на Польскую, а оттуда рукой подать, — уверенно заявил Гриша. — Вроде бы так. Я туда только с проспекта Терешковой заходил.
Мне б его уверенность. И точно — ни через пятнадцать минут, ни через двадцать нужного поворота найти не удалось. Плюнув на гордость, Гриша пошел узнавать дорогу у охранников заводика по производству заготовок для колдовских амулетов — понятно, что сами колдуны здесь появлялись крайне редко, а чары накладывались в лабораториях Гимназии в куда более комфортных условиях.
Пока Гриша разговаривал с охранниками, ветер подул от цехов, и я чуть не задохнулся от пронзительной вони химикатов. И как там только люди работают?
— Что говорят? — Я прикрыл лицо ладонью и дернул за рукав Григория, который, натянув на нос ворот свитера, бегом возвращался от проходной.
— Раньше свернуть надо было, сейчас срежем.
— Может, не надо? — заволновался я.
Гриша меня не послушал. А стоило бы. Следующие двадцать минут мы потратили, пытаясь переулками выйти на соседнюю улицу, но всякий раз упирались в стены складов, завалы, закрытые ворота и заборы с колючей проволокой поверху. Не знаю, сколько бы мы так еще бродили, если бы охранявшие закрытый цех братья не объяснили, что напрямик прохода нет.
Пришлось вернуться обратно на дорогу.
— А чего это у Братства цех остановился? Они же здесь прессовкой и отливкой амулетов занимались?
— Все оборудование в Туманный вывозят, — Григорий указал на выехавшую вслед за нами подводу, которую с трудом тянули четыре тяжеловоза. Над телегой метра на полтора возвышался выкрашенный зеленой краской станок. — Может, нас подкинет кто?
Здравая мысль пришла Григорию как нельзя более кстати. Слишком уж стали давить к этому времени мне на психику серые бетонные стены. Стены, заборы, цеха, гаражи. Даже небо над головой посерело. Так у меня скоро бетонофобия начнется. Если уже не началась.
К счастью, вскоре показалась ехавшая порожняком телега, хозяин которой согласился нас подвезти. Когда он высадил нас на пересечении Третьей Металлургов и Сталелитейной, мы уже наизусть знали историю его жизни, цены на рынке лома цветных металлов и могли с точностью в одну-две фамилии перечислить всех оптовых скупщиков металлолома в Форте.
— А здесь что? — огляделся я по сторонам. Апокалипсис сегодня, блин. Мир после атомной войны.
По-другому и не описать. И откуда, спрашивается, посреди промышленной зоны взялся квартал пятиэтажных жилых домов?
— Вон в том доме… нет, в том, который с крышей, — указал Григорий, — есть притон. Попробуем разговорить хозяина.
— А он возьмет и так сразу тебе все выложит.
— У нас на него кое-что есть. Не получится по-хорошему, придется надавить.
— А чего ж раньше его не трясли?
— Трясли. Он и сдавал нам всякую шушеру. Ничего серьезного. А по полной программе его развести задачи не было.
Мы подошли к обшарпанной пятиэтажке и по вытоптанному газону зашли во двор. Ну и трущобы! И это называется «тот, который с крышей»? Это крыша?
