— Зачем тогда спрашивать? — вытерла девушка руки о полотенце. — Не можешь под кожу не залезть?
— Лучше молча сидеть? — Отодвинув штору, я выглянул на улицу. Темно. И снег опять пошел. Задернув плотную ткань, я вновь вернулся за стол.
— Лучше — молча, — отвернулась от меня Катя.
— Да ну? — усмехнулся я. — А в чем трагедия-то? Все живы, все здоровы. Меня вот за последние два года кто только убить ни пытался — и ничего, живу.
— Да перестань ты. — Катя достала из кармана халата пачку сигарет и закурила.
— Перестань что? — уточнил я.
— Ерничать. Терпеть не могу.
— А мне табачный дым не нравится и дальше что?
— Поужинал? Вот и освободи кухню, мне еще посуду мыть. — Катя стряхнула пепел с сигареты в раковину.
— Ладно, ты успокойся, — поднялся я из-за стола, решив не напоминать, что это все-таки моя квартира. А то еще и посуду мне мыть придется. — Нормально все будет. Если что — говори, что меня знаешь.
— Какой же ты, Лед, все-таки пацан, — покачала головой моя бывшая подруга.
— Это плохо? — остановился я в дверях.
— Не знаю. — Катя выкинула окурок в мусорное ведро. — Но с тобой мне никогда так спокойно не было, как с Виктором.
— Он взрослый?
— Взрослый? Да как тебе сказать. Он надежный. Он не уйдет в запой в самый неподходящий момент…
— Я завязал, — непонятно для чего начал оправдываться я, но Катя меня даже не услышала.
— …он не набросится на человека из-за косого взгляда, — как ни в чем не бывало продолжила она, — и не разругается со всеми друзьями из-за мнимой обиды. Он — настоящий мужчина — спокойный и уверенный в себе, а ты, как был, так и остался пацаном.
— Аминь. — Я скрестил на груди руки.
— Извини, — немного смутилась Катя. — Нервы…
— Забудь. — Мне ничего не оставалось, кроме как грустно улыбнуться. — Я человек слабый. Мне нельзя было быть добрым, белым и пушистым — схарчили бы. Вот и пришлось казаться жестче и злее окружающих. А репутация — штука прилипчивая…
— Маска приросла к лицу? — прищурилась девушка. — А в глубине души…
— Это не маска, — провел я ладонью по лысине, — это несчастный случай на производстве.
— Иди ты, — кинув в меня тряпкой, засмеялась Катя.
Ну я и пошел. Спать. Нечего нам друг другу глаза мозолить и нервы трепать. К тому же пытаться что-либо изменить все равно уже слишком поздно. Слишком…
А, да и наплевать! Будь что будет, и гори оно синим пламенем!
Мне бы со своими проблемами разобраться. А то есть подозрение, что интерес ко мне у Линева и компании какой-то нездоровый. На словах все гладко, вот только на самом деле где-то зарыта какая-то нехилая подлянка. Понять бы еще, зачем это затевается и какой интерес здесь у сектантов. Тоже решили рыбу в мутной воде половить?
Как бы в итоге не оказалось, что на самом деле имеется потребность вовсе не в моих вновь прорезавшихся способностях, а в идеальной кандидатуре на роль козла отпущения. Командир группы, блин…
Ладно, завтра еще попробую из Григория подробности вытянуть. Тогда и станет ясно, имеют ли под собой почву мои подозрения, или просто паранойя и мания преследования на огонек решили заглянуть.
А сейчас — спать…
Глава 4
Интересно, почему для многих холод ассоциируется с непроглядной тьмой? Привыкли, что нас греет этот зависший в небе ослепительно-оранжевый шарик под названием солнце? Должно быть, так. Нет, я понимаю, день-свет-тепло и ночь-тьма-мороз — связки вполне себе устоявшиеся, но… Но для меня холод, забирающийся под одежду и пытающийся проморозить тело насквозь, навсегда будет нераздельно связан со стелющимся по земле туманом, таким густым, что его можно черпать ведрами. Туманом, которым как плащом укутан кто-то, жаждущий заполучить мою душу…
Что за черт?!!
— Ты чего?! — Отложив пистолет на табуретку, я уселся на кровати и вытер одеялом мокрое лицо.
— Пришли к тебе. — Катя вышла из комнаты, на ходу затягивая пояс короткого халатика.
— А водой зачем? — крикнул я ей в спину и заглянул в стоявшую на табуретку железную кружку. Пусто.
— Не просыпался, — закрывая дверь в свою комнату, ответила девушка.
— Какие мы нетерпеливые… — тихонько пробурчал я себе под нос и, подхватив со стула «Гюрзу», вышел в коридор. Ладно, хоть ума Кате хватило входную дверь не открывать. Где бы тут встать, чтобы через нее ничем не достали? — Кого принесло еще?
— Открывай, свои.
— Свои бывают разные, — вслух припомнил я слова рассудительного Кролика из известного мультфильма, но засов отодвинул — судя по голосу, припершийся ни свет ни заря Конопатый был чем-то не на шутку озабочен. — Чего так рано?
— Собирайся, дело есть. — Григорий заглянул в квартиру мне через плечо, но ничего интересного заметить, понятно дело, не смог. — Ты чего мокрый?
— Умывался. — Я убрал пистолет на тумбочку и начал расcтегивать мокрую рубашку. — Какое еще дело? На десять же договаривались.
— Да появился тут один момент, — хмуро посмотрел на меня Григорий. — Минут на десять от силы.
— Время сколько? — Натянутый прямо поверх футболки шерстяной свитер нежадно кололся, но поделать с этим сейчас ничего было нельзя — сменная одежда осталась в рюкзаке у Кирилла. — Оружие брать?
— Тут дорогу перейти и обратно, — посмотрел на часы Конопатый. — А время — семь доходит.
— Ну и чего опять стряслось? — заперев дверь, я начал спускаться по ступенькам вслед за Григорием. — Чего не спится?
— Особо ничего не стряслось, но проверить один момент надо. — Конопатый остановился на первом этаже и, дождавшись меня, толкнул дверь. — Ты, может быть, не в курсе, но сейчас у нас усиление по линии безопасности идет…
— В смысле? — Я вышел на крыльцо и невольно поежился — холодно. Погода ни к черту. Хоть вообще из дома не выходи. А придется…
— В смысле — провокаций опасаемся, вот и усилили охрану объектов, — объяснил Григорий и вышел на заметенную выпавшим за ночь снегом дорогу. — И не только периметр, но и прилегающую территорию обходим.
— Я тут при чем? — Пробравшись по высоким сугробам к стоявшей напротив общаги заброшенной двухэтажке, мы зашли в подъезд, и кое-что начало проясняться.
— Никого не узнаешь? — вместо ответа указал Григорий на два лежавших прямо на ступеньках трупа. Один из торчавших поблизости дружинников лучом электрического фонарика осветил их побелевшие лица. — А то наткнулись, понимаешь…
— Первый раз вижу, — честно ответил я, рассматривая двух окоченевших бедолаг. Обычные парни, даже если раньше где и встречались, уже не припомню. — Чего вы всполошились-то?
