— Что? А, да… — Зимава накинула ремешок себе на шею, заправила емкость с цветком под рубашку на грудь.
— Вот, бери. — Ведьма поставила один из берестяных пальчиков на стол. — Кисель свари, а как корец мужу наберешь, в него и вылей. Ну, ты знаешь. И не будет у тебя никаких хлопот ни с мужем, ни с любовью этой проклятущей. Одни муки от нее, треклятой.
— Почему никаких хлопот? — не поняла девушка. — Коли это зелье приворотное, то любовь после него, стало быть, будет?
— Ну, откуда же любовь после зелья? — Старуха подняла глаза и вцепилась в ее зрачки своим черным взглядом. — Зелье — это лучшее средство любви никогда не испытать, не ощутить, не увидеть. Бери, не сумневайся. На что она тебе? Не бывает от любви ничего хорошего.
— Не то ты что-то говоришь, баб Ягода, — заподозрила неладное ученица старой ведьмы. — Как же это: коли зелье для любви, а ее и не будет?
— Так ведь таких, как ты, страдалица, через этот порог в моей жизни не одна сотня переступила. И те были, что любви хотели. И те, что избавиться стремились от сего наваждения. И те, что в счастии искупались. И сказать тебе, в чем меж ними разница?
— В чем? — переспросила Зимава.
— Коли девица сама любовь свою нашла, — ответила ведьма, — то смотрит она каждый день в глаза своего суженого и думает: как же он меня любит, как он меня жаждет, как старается приголубить, приласкать, радость и удовольствие доставить, как мною любуется, как мною живет и токмо обо мне думает. Как глубоко на сердце я ему запала, как хороша для него оказалась. Как чудесно, что мы вместе! Какая я счастливая! А что думает девица, туесок у меня купившая, когда вечером ее муж обнимает? А думает она: какое хорошее зелье бабуля Ягодка варит! Как оно хорошо мужикам умишки травит! И ведь просит ведьма совсем недорого… Ну, чего ты замерла, молодуха? Вот они, капли приворотные, забирай. Тебе даром отдам.
Старуха взяла туесок и переставила ближе к Зимаве. Однако та, наоборот, отпрянула, спрятав руки за спину:
— Прости, бабуля. У меня там муж, наверное, встал. Я побегу… — Она выскочила из избушки, метнулась через утоптанную полянку, нырнула в заросли орешника, по тропинке выскочила в ельник, промчалась до опушки и только там остановилась, обхватила руками одинокую липу и крепко прижалась к стволу щекой.
Внутри медленно угасала знакомая искорка. Точно такая, как возникла вчера после разговора с Лесославом. Словно девушка опять попыталась коснуться запрещенного смертным волшебства. И даже немного ощутила, каким оно может быть: одновременно и страшным, и притягательным.
Холодок от шершавой коры немного остудил ее мысли, успокоил, вернул в реальность. Девушка отпустила дерево, поспешила в деревню, где отоспавшиеся селяне уже разбирали по домам свою посуду, лавки и столы.
— Совет да любовь, — поздравили ее несколько соседок, а баба Бажена укоризненно покачала головой: — Что же ты в платочке бегаешь, как дитятко? Ты теперича женщина, тебе кокошник положен.
Зимава невольно ощупала голову. Да, она совсем забыла, что косы отныне надлежит прятать и волосы иначе укрывать. Однако сейчас ее беспокоило другое: где сестры? Она покрутилась, заглянула в баню.
Обе девочки, оказывается, сидели здесь, на полке, по сторонам от большущей ношвы, полной огурцов, грибов, репы и свеклы — то, что после вчерашнего праздника осталось. Вечно голодным детям, запасшимся угощением, глазами хотелось съесть все без остатка — но в живот уже давно ничего больше не влезало. Поэтому руками они огурчики и репу теребили — но в рот не тянули.
— Как вы, милые мои? — улыбнулась она. — Хорошо спали?
Чаруша и Плена подняли на нее осоловелые глаза и даже не смогли подняться, чтобы обнять.
— Ну, ладно, отдыхайте, — махнула рукой Зимава. — Лесослава не видели?
Чаруша отрицательно покачала головой.
Девушка вышла обратно на двор, покрутилась, заглянула в овин — хотя он и просвечивал через щели насквозь. Ее мужа там тоже не было…
— Я выкупил кошму у Чилиги…
Зимава вздрогнула от громкого голоса за спиной, резко развернулась, перевела дух:
— Нельзя же так! У меня чуть сердце не выпрыгнуло.
— Извини, — пожал он плечами и забросил в овин коричневую скатку. — Меня так долго учили ходить бесшумно, что иначе я просто не умею.
— Зачем кошма? Чилига, небось, за нее тройную цену запросил, коли расстался с таким сокровищем?
— Нам придется задержаться здесь еще на пару дней, — ответил Лесослав. — Телега есть, а насчет лошади он никак не договорится. Ну, и припасы тоже придется с нескольких дворов собирать. У него на леднике все мороженое, в путь не возьмешь. В дорогу нужно брать сушеное или соленое.
— Не знаю, — пожала плечами девушка. — Родители обычно мешок овса брали, и хватало. Половину кобыле в торбу, половину себе в кашу. На торг когда ездили, ден пять с мешка жили.
— Да, — согласился Лесослав, — разных круп по мешку он тоже обещал. Мыслю, до осени из вашей деревни в город никто не поедет. Продадут мне все, что нужно и не нужно. Как бы только сами от такой удачи зубы на полку не положили.
— Не положат, — покачала головой девушка. — Лето. Огороды все в зелени, огурцы каженный день новые назревают, в лесу грибы давно пошли. Летом даже ленивый от голода пухнуть не станет. Так зачем тебе кошма?
— Мы же на ней спим!
— Если ты не прикасаешься ко мне, то какой смысл? Мы можем спать в бане вместе с сестрами.
— Ну, никому, кроме тебя, знать об этом незачем. Пусть считают, что мы живем, как все, и завидуют нашему счастью.
— Ну да, как все, — хмыкнула Зимава. — Все успевают еще до свадьбы это попробовать, а я при живом муже в девках осталась. Почему ты мною брезгуешь, леший? Я кажусь тебе уродливой? Ты привык к другим девушкам? Или… Или я и вправду некрасива? Тебе так невыносимо исполнить со мной свой супружеский долг? Что во мне не так?
— Нет, все неправильно, — покачал головой Ротгкхон. — Ты очень красивая. У тебя идеальная фигура, приятный голос, изумрудные глаза…
— Такая красивая, что собственный муж нос воротит! Почему? — продолжала требовать ответ девушка.
Вербовщик в ответ только вздохнул. Как можно объяснить обитательнице начальной эпохи, которой из всех удовольствий доступны только еда, брага и поцелуи, что совсем рядом с ее домом, всего в нескольких сотнях звездных систем вверх по рукаву, разумные существа придумали так много способов развлекаться: химических, компьютерных, тактильных, визуальных, инерционных, интеллектуальных и чувственных, механических и иллюзионных — что секс, как способ приятного времяпровождения, уже давно, очень давно утратил свою притягательность. Что людям, воспитанным в условиях кристальной чистоты, гигиены и санитарии, не позволяющим себе пользоваться чужими полотенцами, платками или зубными щетками сама мысль соприкосновения слизистыми оболочками, обмена микрофлорой и физиологическими жидкостями может показаться отвратной и омерзительной?
