Поверить в то единственное объяснение, которое можно было дать этой фразе, никто не мог. Но Ро не предоставил никому возможности уточнить, что он имел в виду.
– Встаньте с двух сторон алтаря, в трех, – он еще немного подумал, просчитывая что-то, – трех с половиной шагах от него. – Повернулся, из-за чего заколыхались длинные полы одежды, сделав его немного похожим на детскую вращающуюся игрушку. – Вы, – это уже обращение к протекторам, – сами знаете, что делать.
Те кивнули и воззрились на духовника еще внимательней – им нужно было стоять на определенном расстоянии относительно его.
Потом Шерши сделал шаг в центр помещения, обвел его суровым взглядом, будто призывал к порядку, поднял руки и встряхнул ими, словно сбрызгивая невидимую воду. И так же, как могла слететь она, все капризность и вредность пропали с лица Ро. Перед ними стоял он настоящий. Вернее, тот он, каким редко представал перед другими.
Следующие несколько мгновений Шерши стоял совершенно неподвижно. Даже глаза не двигались. Зрачок остановился на одной точке. И ничего не происходило.
Одно мгновение. Второе. Третье. Чет-вер-тое… оно еще не успело закончиться, как что-то начало меняться. Это чувство невозможно было объяснить конкретными фактами, но ощущение давило все сильнее и сильнее. Что-то новое просачивалось сквозь стены храма. Оно сгущалось под потолком, у пола, жалось к стенам. Воздух в помещении вдруг стал колебаться настолько, что предметы зрительно меняли форму. И тишины больше не было, звуки наполнили храм. При этом ни одного из них нельзя было услышать ушами. Начала кружиться голова, мысли уходили, и в душу, так же как в этот зал, проникало какое-то потрясающее ее чувство.
Шерши медленно поднял руку, кисть описала полукруг. Он словно прислушивался. На втором запястье звякнули браслеты. Ладонь потянулась вверх, будто ведомая чужой волей. Длинный рукав беззвучно проделал тот же путь. Тело духовника чуть изогнулось. Руки наконец застыли. Но пальцы продолжили перебирать воздух, могло показаться, что он ласкают струны какого-то музыкального инструмента, а сам протектор, чуть склонив голову набок, прислушивается к ним. Четверо мужчин зачарованно следовали за происходящим. Они знали, что силы, проходящие сейчас через духовника, могут сломить даже их. Но Шерши не гнулся. Подстраивался, но не падал.
Сам же Ро в этот момент ощущал совсем иное. Ему всегда было трудно слушать про благоволение Нарры или что-то подобное. Отчего-то он никогда не ощущал Богиню, ее силу, энергию как нечто, принципиально другое, чуждое, отличное. Шерши даже никогда не взывал к Нарре. Когда он понимал, что это нужно сделать, отклик на эту мысль рождался где-то внутри его сути, и силы вокруг начинали сходить с ума. Ему никогда не слышались ее речи, но каким-то образом он понимал волю Богини, и все сразу становилось на свои места. Четко и ясно. Будто иных вариантов и быть не могло.
Иногда Шерши охватывал почти суеверный страх, что он сам себя обманывает, что это его самомнение играет с ним такие шутки, однако у него были реальные подтверждения его правильной трактовки воли Нарры: его сила и события, что происходили именно так, как он предрек. Но тем не менее страх все равно присутствовал, и Ро всегда старался отслеживать, чтобы не превратиться в потерявшего всякое адекватное восприятие болвана. Коих не переносил.
Сила продолжала наполнять зал, темным маревом колышась у его границ. Будто только и ждала, чтобы как-то оформиться. Шерши с отчетливым щелчком раскрыл веер и повел им, рисуя в воздухе какую-то неопознаваемую фигуру. Опустил руки. И сделал шаг назад, склоняясь в поклоне.
Помедлив миг, за ним движение повторили остальные. И только спустя пару мгновений смогли рассмотреть, кому, собственно, кланяются. Но этого времени хватило лишь на подленькую мысль о мерзком чувстве юмора Шерши.
Но возникшего прямо на алтаре мужчину трудно было списать на нестандартную шутку, хотя она была бы вполне в духе протектора Ро.
Уперев согнутую ногу в угол священного камня, держа ее сплетенными у колена руками, незнакомец с интересом разглядывал стоящих перед ним. Они уже выпрямились и с некоторым ошеломлением смотрели на сидящего перед ними нечестивца. Он выглядел повзрослевшим мальчишкой, но темная суть нет-нет да выглядывала из веселых глаз. Кожа у мужчины выглядела сероватой и в некоторых местах казалась укрытой тенью, чтобы было явно невозможно. Хотя бы потому, что материальным он не был. Сквозь одежду и тело едва-едва, но все же вполне заметно просвечивала обстановка зала и стены. Свет будто боялся его, рассеиваясь и не приближаясь к нему. И вообще создавалось впечатление, что в любой миг мужчина скользнет в щель между этим миром и тем, в котором обитают боги, и… что-нибудь с собой утащит. Что-нибудь очень ценное.
Не узнать Цера было невозможно. Даже с учетом того, что ни единого его изображения не существовало.
Шерши он будто не заметил, но оба его последователя оказались под его самым пристальным наблюдением. При этом он не повернул головы, они как-то сами поняли, что лучше встать прямо перед своим божеством. Если не ради удобства, то ради почтения.
Молчание затягивалось, но прерывать его люди не посмели. Да и Цер не спешил, продолжая оглядывать представителей Дома Разбитого Урагана.
– Хорошо, – наконец вынес он вердикт. Голос у него оказался вкрадчивый, с едва уловимой насмешливой ноткой. Такой всегда заставляет внутренне напрягаться в ожидании подвоха. – Впрочем, как могло быть иначе? Но полагаю, не для этого Нарра желала, чтобы я сюда зашел. Так что вы хотели, мои дорогие?
В этот момент оба представителя Дома Разбитого Урагана поняли, что Шерши им все-таки напакостил, но что самое страшное – отомстить они ему уже не сумеют. Потому что после того, что они сейчас должны будут сказать своему богу, оставшееся от них вряд ли будет способно на какие-либо активные действия. Тем не менее оба выпрямились и гордо подняли подбородки. Только так стоит принимать удары судьбы. Заговорил старший из них, справедливо полагая, что ему терять меньше, чем приемному сыну:
– Мой бог, видеть тебя вот так – это счастье, которое мы не ожидали когда-нибудь испытать. Долгие годы мы служили тебе и обрядами, и тем, как жили и что делали. И лелеяли надежду, что ты доволен нами…
– Это так. – Бог с хитрецой сощурился, зная, что после таких заявлений всегда идет некое «но».
Какое-то особое чувство удовлетворения расцвело в глазах корен-нена. Этот лаконичный ответ означал, что он добился своею жизнью того, чего желал.
– Благодарю тебя, – сдержанно произнес глава Дома, но даже стоящие позади его протекторы ощутили волну счастья, что исходила сейчас от мужчины. – Благодарю и… очень жалею, что последнего испытания мы не выдержали.
Казалось, Цер не ожидал такого поворота:
– О чем ты?
– О твоей перчатке, мой бог. Мы… – и тут старик осекся. Пораженный увиденным.
Цер смутился.
Такого, наверное, не видел даже Сайенсен.
– М-да, перчатка… – пробормотал он. Взъерошил свои серо-бурые волосы и криво улыбнулся. – Забрал я ее, короче.
