Потрясенный Седрик обернулся. Он не думал, что в такую погоду кто-то еще выйдет на улицу. Изумление усилилось, когда юноша понял, что перед ним Гест и что он, должно быть, шел за ним следом. Гест стоял в той компании у дверей. Седрик знал его имя и репутацию, но не более того. Богатый молодой торговец, всеобщий любимец, он вращался в кругах на несколько ступеней выше, чем Седрик. Непонятно, зачем Гест пошел за ним. Длинный темно-синий плащ торговца казался в сумерках почти черным. Воротник был высоко поднят и обрамлял лицо.
— Это дождь. Я вышел проветриться, выпил многовато вина.
Гест молча слушал, насмешливо склонив голову набок. Он поднял брови, словно упрекая во лжи.
— Я не плакал.
— Правда?
Гест подошел к Седрику. Дождь перешел в снег, крупные хлопья оседали на его темные волосы.
— Я видел, как ты смотрел на счастливую пару, и подумал: вот отвергнутый влюбленный, который смотрит, как разбиваются его мечты.
Гест приближался. Седрик настороженно следил за ним.
— Я ее едва знаю, — ответил он. — А Приттус был моим наставником. Я пришел поздравить его.
— Как и все мы, — легко согласился Гест. — Наш дорогой друг Приттус начинает сегодня новую жизнь. Он принял на себя обязанности мужа. И любящие друзья, хоть и желают ему счастья, с сожалением признают, что будут видеть его куда реже.
В небе сверкнула молния. Здесь, под елями, зимний день стал еще темнее. Цвета были уже почти неразличимы, лицо Геста казалось игрой теней и выступов. Он улыбался. И с этой изящной улыбкой спросил Седрика:
— И чему же Приттус тебя учил?
— Калсидийскому. Мой отец говорит, что каждый торговец должен знать калсидийский и говорить на нем без акцента. Приттус владеет им, как родным, у него учителем был калсидиец.
Гест подошел вплотную к Седрику.
— Калсидийский? — Он улыбнулся еще шире, показав зубы. — Да. Я согласен с твоим отцом. Каждый торговец должен знать калсидийский. Говорят, что они всегда будут нашими врагами. Я бы сказал, что это веская причина изучать их. Не только язык, но и обычаи. Враги или нет, они будут торговать с нами. И обманывать тех, кто для них уязвим. Но тебе понадобится не только знать язык. Можно говорить на чужом языке, но, если не знать обычаев, всегда будешь выглядеть чужаком. А это никуда не годится. Согласен?
— Наверное. Да.
Седрик решил, что Гест пьян. Они стояли так близко, что юноша чувствовал запах спиртного в его дыхании.
Взгляд Геста блуждал по лицу Седрика.
— Итак, дай-ка я послушаю, есть ли у тебя акцент, — сказал Гест, облизнув губы. — Скажи что-нибудь по-калсидийски.
— Что?
— Это не по-калсидийски, — усмехнулся он. — Еще раз.
— Что ты хочешь, чтобы я сказал?
Седрик чувствовал себя в ловушке. Этот человек издевается над ним или пытается завязать знакомство? В разговоре он балансировал между насмешкой и дружелюбием.
— А, вот это подойдет. Да. Скажи: «Чего ты желаешь, господин мой?»
Седрик мысленно перевел фразу, а потом произнес слова без запинки. Но Гест покачал головой и недовольно скривил губы:
— О нет. Не так. Нужно шире открыть рот. Они очень болтливы.
— Что?
— Скажи это снова, только открывай рот пошире. Не сжимай губы.
Он издевается, теперь Седрик был в этом уверен.
— Я замерз. Пойду в зал, — отрывисто сказал он.
Но когда проходил мимо Геста, тот вдруг схватил его за плечо и резко развернул, так что невысокий Седрик чуть не столкнулся с ним.
— Скажи еще раз, — велел Гест. — На любом языке, на каком хочешь. Скажи: «Чего ты желаешь, господин мой?»
Его пальцы впились Седрику в плечо. Седрик попытался вывернуться.
— Пусти! Что тебе нужно? — воскликнул он.
Но Гест в ответ схватил его за второе плечо и резко дернул, чуть не повалив. Теперь они стояли вплотную, Гест прижимал его к себе, глядя прямо в глаза.
— Что мне нужно? Хм. Это, конечно, не «что ты желаешь?», но сойдет. Ты должен бы спросить, чего ты хочешь для себя, Седрик. Интересно, ты когда-нибудь задавал себе этот вопрос, я уж не говорю — отвечал на него? Потому что мне ответ очевиден. Хочешь ты вот этого…
Одной рукой Гест ухватил Седрика за парадную рубашку под горлом, другой вцепился в волосы на макушке. Потом наклонился и прижался губами к губам Седрика, словно хотел пожрать его. Седрик был слишком потрясен, чтобы сопротивляться, даже когда Гест крепко прижал его к себе. Он ощутил внезапный жар, желание, которое не мог ни скрыть, ни отрицать. У губ Геста был вкус вина, а его щека, хоть и чисто выбритая, царапнула щеку Седрика, когда тот попытался отстраниться. Седрик задыхался, разрываясь между жаждой поцелуя и осознанием того, как плохо иметь такие желания. Он уперся руками в грудь Геста и оттолкнул его, но не сумел вложить в это движение достаточно силы. Гест легко удержал его, и его смех отозвался у Седрика в груди. Наконец Гест прервал поцелуй, но не отпустил Седрика.
— Не бойся. Борись сколько угодно, если считаешь, что должен сопротивляться. Я не дам тебе победить. С тобой будет то, о чем ты давно мечтал. Кто-то должен же был наложить на тебя твердую руку.
— Пусти меня! Ты сумасшедший или просто напился? — Голос Седрика дрожал.
Ветер усилился, но он едва замечал это. Гест без усилия прижал его руки к телу. Он был выше и сильнее, и он приподнял Седрика — не так, чтобы ноги оторвались от земли, но так, чтобы показать, что он это может. Потом он крепче прижал Седрика к себе и проговорил сквозь зубы:
— Седрик, я не пьян и не сошел с ума. Просто я честнее тебя. Мне не нужно спрашивать: «Чего ты желаешь, господин мой?» Чего желаешь ты, было написано у тебя на лице, когда ты смотрел на счастливую пару. Ты не по невесте страдал, а по Приттусу. А кто бы не страдал? Такой милый парень. Но теперь он не достанется ни тебе, ни мне. Так что придется довольствоваться тем, что есть.
— Неправда, — предпринял он жалкую попытку солгать. — Я не знаю…
Гест снова начал целовать его, жестко, терзая губы, пока Седрик не сдался и не подчинился ему. Непроизвольно он тихо всхлипнул, и Гест засмеялся ему в рот. Потом внезапно разорвал объятия и отступил на шаг. Седрик чуть не упал. Он отшатнулся от Геста. Ночная рощица шла вокруг него в хороводе. Седрик прижал ладонь к саднящим губам и почувствовал соленый вкус крови.
— Не понимаю… — пролепетал он.
— Правда? — Гест снова улыбнулся. — А я думаю, что понимаешь. Все будет куда проще, когда ты признаешься, что понимаешь.
Он подошел вплотную, и Седрик не отступил. Гест снова потянулся к Седрику, и тот не убежал. У Геста были сильные, крепкие руки.
Седрик тогда закрыл глаза — сейчас, вспоминая, он снова сидел с закрытыми глазами. Вся та безумная ночь под холодным штормовым небом была свежа в памяти. Она не давала ему покоя, она проявляла его сущность. Гест оказался прав. Когда он признался, чего хочет, стало легче.
