Едва Синтара подумала о плавании, как в памяти что-то смутно шевельнулось. Первое воспоминание было о страшном случае — край высокого обрыва обрушился, и она упала в глубокий холодный фьорд. Ей пришлось плыть, потому что взобраться на отвесные скалы вокруг фьорда было невозможно. К тому времени, когда нашлось место, где можно было вылезти из воды, она так замерзла, что едва смогла расправить крылья и отряхнуть их, чтобы взлететь.
Обнаружились и другие воспоминания о пребывании под водой, и с некоторым усилием Синтара связала их с Кельсингрой. Она поразмышляла над ними, складывая осколки в цельную картину. Там был город на берегу, прекрасный город, сияющий на солнце, а перед ним текла глубокая и широкая река. Течение, толкавшее в грудь, помогло вспомнить. Да. Кто-то летел над городом, описывая круги — один, другой, третий. Не для красоты, хотя полет понизу или переворот в воздухе могли вызвать крики восторга у Старших, населявших город. Нет, это было уведомление всем, драконам и Старшим, о том, что летящий дракон собирается сесть. Чтобы рыбацкие лодки успели освободить место. Потому что лучший способ приземлиться в Кельсингре — это пройти низко над водой, потом плотно прижать крылья, вытянуть шею и нырнуть под воду. Река смягчала посадку. Оказавшись в воде, драконы не плыли, а выходили вброд на берег, их чешуйчатые шкуры сверкали на солнце. Вышедших из воды ожидало развлечение. Там всегда их встречали Старшие, чьей обязанностью было…
Синтара споткнулась о крупный камень на дне, и тонкая ниточка воспоминаний оборвалась. Она в отчаянии попыталась поймать эту ниточку вновь. Было так приятно думать о чем-то хорошем, а теперь воспоминание ускользнула. Вокруг нее, фыркая и отдуваясь, брели против течения драконы. Ближе к берегу река была мельче и течение помедленнее, но приходилось тяжело месить глубокий ил. Синтара решила, что лучше медленно ковылять по грязи, чем идти на глубине. Она обогнала нескольких драконов, потом ускорила шаг, пока впереди не остались только Меркор и Ранкулос.
Золотой дракон упорно шагал вперед. Он не был так велик, как Кало или Сестикан, но в реке казался длиннее. Может быть, потому, что он вытянул вперед шею и поднял над водой хвост.
— Меркор! — окликнула его Синтара.
Она знала, что дракон слышит ее, но он не повернул головы и не замедлил шага. Алый Ранкулос всего на шаг или два отставал от него.
— Меркор! — снова позвала она и в отчаянии оттого, что он не отвечает, потребовала: — Скажи, что ты помнишь о том, как Старшие приветствовали нас, когда мы достигали Кельсингры? Я знаю, что мы делали три круга над городом, чтобы предупредить их о прибытии…
— Я помню, что они трубили в рога на башнях, когда видели нас. Серебряные трубы и медные рога. Они предупреждали рыбацкие лодки, чтобы те освободили место на реке. — Это сказал не Меркор, а Ранкулос. В серебристых глазах красного дракона вращались водовороты радости. — Это я только что вспомнил, когда ты сказала о трех кругах над городом.
— И я помню! — Это Верас вспенила воду, пытаясь догнать их. Золотые искры на ее зеленом теле, раньше почти всегда скрытые под слоем грязи и пыли, теперь сверкали.
— А я не помню, — тихо призналась Синтара. — Но я помню, как опускалась на реку и погружалась под воду, в глубину, куда не достигает солнце. Там песчаное дно. И помню, как выходила на берег. Там всегда нас ожидали несколько Старших. — Она умолкла, надеясь, что еще кто-нибудь что-нибудь скажет. Но все молчали, а Меркор настойчиво двигался вперед. — Я помню, что потом было что-то приятное. Какое-то особое приветствие…
Синтара намеренно оборвала фразу. Однако никто не заговорил. Только река шумела, да слышались плеск воды и тяжелое дыхание драконов, идущих против течения. Впереди темнело еще одно бревно, хоть и не такое большое, как первое. Вернулось уныние. Она уже чувствовала усталость.
Вдруг Меркор поднял голову. Ноздри его раздувались, он остановился на полушаге. Огляделся вокруг, изучая реку справа и густой лес слева. Потом вдруг выдохнул. Укороченный воротник из ядовитых выростов на шее, голубовато-белый на фоне золотого тела, встопорщился.
— В чем дело? — спросила Верас.
Она тоже остановилась и оглядывалась.
— Речная свинья, — сказал Сестикан. — Чую ее навоз.
И словно по зову, речные свиньи вдруг вынырнули из воды. У них были серые, как вода в реке, шкуры и длинная шерсть. Бревно укрывало их от течения.
Синтара не успела принять решение. За нее это сделали другие драконы, чей возраст не поддавался исчислению. Она бросилась вперед и раскрыла пасть, целя в самую крупную речную свинью, до которой могла достать. Животное метнулось, не дожидаясь, пока в него вонзятся зубы, и попыталось нырнуть. Синтара все же зацепила его и сомкнула пасть, но укусила не так глубоко, как намеревалась. Случись все, как было задумано, ее зубы вонзились бы свинье в позвонки и обездвижили ее. Но Синтара захватила лишь слой жира, толстую шкуру и шерсть. Пьянящее сопротивление плоти, горячая кровь во рту подействовали ошеломляюще. Речная свинья отчаянно боролась за жизнь.
Другие драконы были заняты тем же, чем Синтара. Некоторые еще ловили свиней, трубили, бросаясь за визжащей добычей. Быстрые и верткие на глубине, эти животные были не столь проворны на отмели и на заросшем берегу. Кто-то из драконов чуть не врезался в Синтару, гонясь за добычей, а три речные свиньи едва не сбили ее с ног, пытаясь перебраться на глубину.
Всего этого Синтара не замечала. Ей еще никогда не приходилось сжимать челюстями живую добычу. Ее наследственная память хранила охоту за скотом или за дичью — там драконица сначала сшибала животных на землю, а потом, полуоглушенных, убивала. А эта тварь у нее в пасти отчаянно билась, она была живой, она была в своей родной стихии. Голова Синтары на длинной шее моталась в разные стороны. Вес добычи клонил ее голову к воде. Инстинктивно она закрыла ноздри и глаза, уперлась в мягкое дно передними лапами и попыталась поднять свинью над водой. И у нее получилось. Свинья извивалась, дико визжала, била острыми раздвоенными копытами, даже пыталась достать до Синтары своими мелкими клыками, но не могла. Драконица перевела дух.
Но она едва удерживала добычу.
Ей нужно стать сильнее. Шея должна быть толще, с развитыми мышцами, как у настоящего хищника, плечи — тяжелее.
«А у меня мышцы вялые, как у коровы в стойле», — с отвращением подумала Синтара.
Добыча такого размера должна доставаться ей легко. Если сейчас приоткрыть пасть, чтобы схватить свинью поудобнее, та вырвется. А если держать так, как есть, то добыча измотает ее борьбой. Надо бы оглушить ее. Свинья все же заставила Синтару опустить голову, и драконица не успела перекрыть ноздри и выдохнула в воду.
И тут же откуда-то взялись силы вытащить свинью из воды. Отчасти случайно, отчасти намеренно она сумела ударить ее о бревно, перегородившее реку. Добыча обвисла. Потом опять задергалась и заверещала, и Синтара снова изо всех сил стукнула ее. Потом бросила тушу на бревно и в долю секунды перехватила ее пастью. Свинья дернулась в последний раз.
