Элис не ответила. Гест снова вздохнул.
— Я должен был понять, что ты не праздный дилетант, что ты не ждешь, чтобы кто-то другой дал тебе цель и смысл жизни. Элис, я прошу у тебя прощения. Я нехорошо обошелся с тобой. Я исходил из благих намерений — по крайней мере, считал их благими. Теперь я понимаю, что всего лишь искал своей выгоды и пытался втиснуть тебя в то место своей жизни, которое считал наилучшим для тебя. Видишь ли, я на собственном опыте знаю, каково это, потому что моя семья именно так обращается со мной.
В его голосе было столько чувства, что Элис смутилась.
— Не стоит тревожиться обо мне, — тихо проговорила она. — Это было праздное увлечение, мечта, с которой я связывала слишком много надежд. Со мной все будет в порядке.
Он, казалось, не услышал ее.
— Сегодня я пришел с подарком, я думал, что могу побудить тебя думать обо мне лучше. Но теперь я опасаюсь, что ты увидишь в этом подарке только насмешку над своей мечтой. И все же я прошу принять его — как скромное возмещение твоей утраты.
Подарок. Вот уж чего ей от него совершенно не нужно. Он и раньше дарил ей подарки: дорогие кружевные платки, стеклянные флакончики с духами, изысканные конфеты с рынка и браслет из мелкого жемчуга. Подарки эти были тем дороже, что добывались в военное время. Они бы подошли юной особе, но ей, стоявшей на пороге превращения в старую деву, такие подношения действительно казались насмешкой.
К Элис вернулась способность говорить, и она сказала то, что следовало сказать:
— Ты очень добр ко мне.
Если бы только он мог понять, что на самом деле творится у нее в душе.
— Пожалуйста, сядь. Позволь мне вручить его. Хотя, боюсь, он вызовет у тебя скорее горькие чувства, чем радость.
Элис отвернулась от окна. После яркого света комната показалась темной и неприветливой. Глаза еще не привыкли к полусвету, и Гест в этой мрачной комнате выглядел как темный силуэт. Она не хотела садиться рядом с ним, не хотела давать ему возможность прочесть по лицу ее истинные чувства. Она могла совладать с голосом, но со взглядом это было труднее. Элис тяжело вздохнула. Но не заплакала, не уронила ни единой слезы. И была горда, что смогла сдержаться. Этот человек в кресле воплощал собой другой (и единственный) путь, который предлагала ей судьба. Она не верила, не могла поверить ему.
Но теперь правила приличия требовали, чтобы она притворилась и не выдавала того, что творилось у нее на душе. Нельзя выставлять себя перед ним еще глупее, чем уже вышло. Элис сосредоточилась. Надо обратить все, что она наговорила и сделала, в шутку, в анекдот, который он сможет рассказывать за обедом много лет спустя, а его настоящая жена будет весело смеяться над историей о глупом ухаживании, случившемся до их знакомства. Элис придала лицу спокойное выражение — она знала, что приятно улыбаться ей пока не хватит сил. Затем вернулась, села на свой стул и взяла чашку с остывшим чаем.
— Ты уверен, что не хочешь еще чаю?
— Совершенно уверен, — отрывисто бросил он.
Чудовище. Он не собирался давать ей возможность укрыться за вежливой светской болтовней. Элис отпила глоток, чтобы скрыть вспышку гнева.
Гест развернулся на стуле и достал кожаный футляр.
— У меня есть знакомый в Дождевых чащобах. Он капитан живого корабля и часто бывает в Удачном. Ты, конечно, знаешь о раскопках в Кассарике. Когда жители чащоб обнаружили там погребенный город, то очень обрадовались. Они думали, там будет как в Трехоге, — мили и мили туннелей, которые надо раскопать и проверить помещение за помещением, чтобы найти сокровища. Но в Кассарике дело пошло хуже, чем в других городах Старших. Помещения не просто оказались занесены песком или затоплены илом. Они обрушились. И все же порой там находят неповрежденные вещи.
Гест открыл футляр, от которого, пока он говорил, Элис не отрывала взгляда. Трехог был главным городом Дождевых чащоб, построенным на деревьях среди болот. Под ним торговцы нашли и разграбили ушедший под землю древний город Старших. Подобный курган был обнаружен в Кассарике, совсем рядом с площадкой для драконьих коконов, и он наверняка скрывает под собой такой же город сокровищ. С тех пор о находке почти ничего не говорили, но это, впрочем, было в порядке вещей. Торговцы Дождевых чащоб не отличались болтливостью и не доверяли свои секреты даже родне в Удачном. Сердце у Элис замерло от слов Геста. Она мечтала о том, чтобы в Кассарике раскопали библиотеку или хотя бы хранилище свитков и предметов искусства. Мечтала побывать там в эту поездку, задержавшись после выхода драконов из коконов. И еще она представляла, как говорит: «Что ж, я изучила все, что смогла найти в Трехоге. Перевести тексты полностью не могу, но отдельные слова знаю. Дайте мне полгода, и, возможно, я сумею обнаружить в этих свитках некий смысл». Все были бы поражены ее знаниями и исполнились бы благодарности к ней. Она бы добилась признания от торговцев Дождевых чащоб: переведенный свиток в сотню раз ценнее непереведенного, и не только по части сведений, но и по стоимости. Элис осталась бы в Дождевых чащобах, ее бы там ценили. В ночной темноте у себя в комнате она много раз представляла себе все это. Но в летний полдень, в гостиной, ее мечты выцвели до детских фантазий. Все они были сотканы из тщеславия и заблуждений, подумала она.
— Как печально, — сумела произнести Элис светским тоном. — Судя по слухам о втором погребенном городе, на раскопки возлагали большие надежды.
Гест кивнул, его темная голова склонилась над футляром. Элис смотрела, как он расстегивает защелки.
— Там нашли комнату со свитками. Нижняя часть была занесена илом. Как я понял, они пытаются спасти все свитки, но речная вода там все равно что кислота. И вот обнаружился один шкаф, и на верхних полках за стеклом — шесть свитков в плотно закрытых футлярах из рога. Они сохранились не очень хорошо, но сохранились. На двух что-то вроде чертежей корабля. Еще на одном — множество рисунков растений. Два — планы какого-то здания. А шестой — вот он. И он твой.
Элис потеряла дар речи. Гест достал из футляра толстый роговой цилиндр, и она поймала себя на мысли, что хотела бы знать, у какого животного мог быть такой огромный и блестящий черный рог. Гест с усилием вывернул деревянную пробку и вытянул содержимое цилиндра. Свиток превосходного, чуть потемневшего пергамента был обернут вокруг сердцевины из полированного черного дерева. Края, похоже, слегка обгорели, но никаких признаков повреждения водой, следов насекомых или плесени она не заметила. Гест протянул свиток ей. Элис вскинулась было — и уронила руки обратно на колени. Когда она заговорила, голос у нее дрожал:
— О чем… о чем он?
— Никто точно не знает. Но там есть иллюстрации — женщина Старшей расы, черноволосая и золотоглазая. И дракон тех же цветов.
— Она была королевой, — быстро заговорила Элис. — Я не знаю, как перевести ее имя. Но изображения коронованной женщины с черными волосами и золотыми глазами встречались мне в четырех свитках. А в одном нарисован летящий черный дракон, который несет ее в чем-то вроде корзины.
