– Я не ошибся в вас. На таких людях земля держится. Мой отец был не прав, предостерегая меня… Сэр Перигейл, я намереваюсь объехать земли Брабанта и посмотреть, где и чем могу помочь.
Перигейл кивнул.
– Наконец-то, ваша светлость, – произнес он с некоторым сарказмом. – Только с собой нужно взять войско. И побольше.
Лоенгрин изумился:
– Зачем?
– Некоторые лорды, как вы могли заметить, на присягу явиться не изволили.
– Может быть, – предположил Лоенгрин, – у них какие-то важные причины? Мог же лорд заболеть?
– Мог, – согласился Перигейл, – но в этих случаях всегда присылают гонца с извинениями и обещанием через неделю или две, у кого как, явиться. Уже с дарами.
Лоенгрин нахмурился.
– Что ж, мы проедемся и по этим землям. Но войско нам не понадобится.
Перигейл окинул его оценивающим взглядом.
– Ваша светлость, если лорд запрется в замке… гм… он на поединок не выйдет. Тем более уже знают, что с вами в двобое никто не выстоит.
– Не будем тревожить людей, – ответил Лоенгрин и перекрестился. – С Божьей помощью справимся и сами. Таких много?
– Барон Эварист Хардбальд, – сказал Перигейл и загнул палец, – граф Гердвин… виконт Хейл…
Лоенгрин вскинул руку, и сэр Перигейл послушно умолк, удивляясь, как властно умеет держаться этот молодой рыцарь, у него каждый жест, каждое слово и каждый взгляд исполнены силы.
– Мы проедемся по Брабанту, – произнес Лоенгрин, – а заодно заглянем и к этим хозяевам замков. Нужно выслушать их доводы, как полагаю.
Перигейл устало махнул рукой.
– Да какие доводы… Все тупо надеются, что отсидятся.
– До какого времени?
Перигейл взглянул несколько удивленно.
– Пока вас не сбросят с трона. Многие полагают, что вы, ваша светлость, слишком чисты и наивны, чтобы удержаться на таком высоком троне. И хотя Господь сказал ученикам, чтобы были чисты, как голуби, и мудры, как змеи, но вы вряд ли станете что-то брать от змеи. И еще Господь сказал, что не мир он принес, а меч… но вы стараетесь как можно реже браться за свой благородный клинок… хотя паладин?
Лоенгрин развел руками.
– Христос не ходил с мечом. И мы должны вынимать его только в случае, если по-другому уже никак нельзя.
Перигейл поморщился, посмотрел на молодого хозяина с великим сомнением, тяжело вздохнул.
– То-то многие рыцари весьма удивлены, ваша светлость…
– Чем?
– Что вы оставили жизнь Тельрамунду, – ответил он. – Все-таки он гнусно оклеветал нашу милую хозяйку… и едва не лишил ее герцогства!
Лоенгрин покачал головой.
– Нужно быть милосердным. Я просто не мог его убить… только потому, что я сильнее.
Перигейл покачал головой.
– Но дело не только в этом…
– А что еще?
– Тельрамунд, – ответил Перигейл несчастным голосом, – крепкий зверь… Одним поражением его не сломить, хотя да, это был мощный удар! Никто и никогда не отправлял его на землю в поединке. Даже в битвах, когда он вламывался в ряды врага, а люди за ним не поспевали, он получал меньше ран.
Лоенгрин нахмурился.
– Вы намекаете, что он что-то может еще? Восхотеть реванш?
– Не в поединке, – ответил Перигейл. – Тельрамунд дважды на гнилую доску не наступит. Если даже будете вызывать на поединок, он не станет с вами драться. Да-да, просто откажется, он не слишком щепетильный. Однако он не только чудовищно силен, но и хитер, изворотлив, бесчестен. Я знаю, ни перед чем не остановится, чтобы повредить вам.
Лоенгрин подумал, на мгновение глаза потемнели, потом вскинул голову, и вся конюшня словно осветилась от его жизнерадостной белозубой улыбки.
– Я верю, чистым душам повредить невозможно!
Перигейл обронил:
– Но повредил же Эльзе? И если бы вы не появились…
Лоенгрин широко улыбнулся.
– Но я же появился?
Перигейл смотрел на него беспомощно, Лоенгрин вроде бы прав, но и слишком уповать на Божью волю нельзя. Господь вел человека только до того момента, как Ева согрешила со Змеем, после чего он махнул на них рукой и пинком вышвырнул ее вместе с Адамом, что взялся защищать свою женщину, пусть даже она и тяжко провинилась перед ним самим.
Рассчитывать на то, что Господь следит за каждым шагом Тельрамунда и вовремя схватит за руку, – наивно, у Господа своих дел хватает.
– Если так уж хотите меня сопровождать, – сказал Лоенгрин со светлой улыбкой, – то мне достаточно одного-двух спутников, чтобы было с кем перемолвиться словом. И чтобы могли рассказывать, по чьим землям едем… и что за человек там в замке хозяином.
Перигейл вздохнул с облегчением.
– Выступаем завтра с утра?
Лоенгрин посмотрел на небо, Перигейл видел, как недовольно сдвинулись брови молодого герцога.
– Эх, как быстро день летит!.. Хотел бы я сказать, чтобы седлали коней немедленно… но в самом деле уже вечер. Завтра на рассвете выступаем! Точите меч, сэр Перигейл!
Он повернулся и почти бегом, роняя достоинство герцога, вернулся в свои покои.
Вечером в широких чашах светильников вспыхнули огни, похожие на небольшие костры, но даже их жаркое пламя не сумело разогнать сумрак и тяжелые тени в углах комнат и залов.
Впрочем, это ничуть не мешало рыцарям в малом зале за совместной трапезой весело обсуждать предстоящий поход по землям уверенных в себе лордов, что решили испытать молодого герцога на прочность.
И вообще говорили весело и бестолково как о схватках, так и про охоту, придумывали новые забавы, прикидывали, как теперь заживут весело и счастливо, когда во главе герцогства такой же молодой и сильный, как и они, рыцарь, что заменил давно уже болевшего и забывшего и про воинские подвиги, и даже про охоту герцога Готвальда.
Лоенгрин ел и пил со всеми, кивал, соглашался, но сам помалкивал и слушал внимательно, на пиру вот так обычно узнаешь больше, чем когда сидишь на троне.
На дальнем конце стола примостился священник, отец Каллистратий, Лоенгрин уговаривал сесть ближе, но отец Каллистратий то ли поскромничал, то ли не желал быть приближенным к молодому герцогу, намерений которого еще не знает, и потому осторожничал.
Затем кто-то заговорил приподнято, что основной соперник и противник граф Тельрамунд опозорен, его щит перевернут, и он разом потерял вассалов, ибо для любого рыцаря еще больший позор быть на службе обесчещенного.
Сэр Шатерхэнд кивнул, но лицо его посерьезнело, он поставил обратно чашу с вином и сказал жутко трезвым голосом:
– И тем не менее почти все вассалы присягнули ему снова.
