– Лоенгрин поступил резко, – согласился Шатерхэнд. – Новая метла метет чище? Во всяком случае, неплохо бы в самом деле отбирать у некоторых земли…
Перигейл поморщился.
– Такое чревато потрясениями!
– Не у всех отбирать, – напомнил Шатерхэнд, – я сказал, у некоторых.
– Но начать отбирать у некоторых, – сказал Перигейл, – и другие забеспокоятся. С Хейлом все-таки ясно, поднял откровенный мятеж, отказался подчиняться и надеялся отсидеться за могучей стеной. Он наказан, это все понимают. И если у кого-то и проскальзывали подобные мыслишки, то сейчас каждый будет уверять герцога в преданности. Искренне или притворно, уже неважно. Главное – мир и безопасность во всем герцогстве.
На обратном пути даже кони ступают красиво и уверенно, голоса воинов звучат бодро, солнце сурово и ярко играет бликами на выпуклых частях доспехов.
Лоенгрин, как и положено, во главе, за ним знаменоносец красиво держит подрагивающее под напором ветра древко, полотнище развевается победно, рыцари выглядят не просто довольными, а счастливыми, сэра Шатерхэнда все еще поздравляют, хлопают по плечам, Лоенгрин догадывается по металлическому звону.
Сэр Перигейл догнал молодого герцога, даже донельзя довольный, сказал с широкой улыбкой:
– Как вы сумели убить одним камнем двух зайцев, ваша светлость! И противника убрали быстро и жестоко, и сэр Шатерхэнд будет вам верен, как никто больше… Да и другие рыцари увидят, что ваши приказы лучше выполнять, чем им противиться.
Лоенгрин тяжело вздохнул.
– А у меня кошки скребут, что я поступил так жестоко… Но они сами напросились, я действовал так, как был вынужден! Не понимаю… почему люди грязные и грубые чувствуют свое преимущество над чистыми и вежливыми? Да еще и этим похваляются?
– Может быть, они сильнее? – предположил сэр Перигейл.
Лоенгрин покачал головой.
– Нет. Даже самые слабые на этой грешной земле стараются выглядеть свирепыми и наглыми, они смеются нарочито грубыми голосами, растопыривают локти, чтобы казаться больше и страшнее, смотрят нахально и вызывающе…
Сэр Перигейл взглянул на него с неловкостью.
– М-да, интересные вопросы вы задаете, ваша светлость…
– Чем же?
– Я их тоже задавал, – сообщил Перигейл. – Когда мне было семь лет. С тех пор я повзрослел, а вот у вас так и осталась… такая же чистая душа, как у ребенка. Даже не знаю, хорошо ли это?
Лоенгрин сказал с неуверенностью в голосе:
– Наверное, хорошо…
Сэр Перигейл проговорил с сомнением:
– А я вот не знаю.
– Почему?
Он сдвинул плечами.
– Не с детьми рядом живем, а со взрослыми. А те бывают всякими… Будешь с ними чист, как ребенок, мигом всего обдерут, да еще и дураком выставят.
Глава 6
На въезде в замок им устроили триумфальную встречу, всех забрасывали цветами, молодые девушки выбежали навстречу и целовали рыцарей, поздравляя с победой, а когда узнали про удачу сэра Шатерхэнда, что в одночасье стал виконтом и получил огромную крепость во владение вместе с большим наделом земли, от воплей радости зазвенел весь замок. «Все-таки Шатерхэнда любят, – еще раз подумал Лоенгрин, – я все правильно сделал, хватит себя винить…»
Вечером он поднялся на башню, там воздух свежее, всегда ветерок, и лучше думается, когда перед глазами такая ширь, хотя и по большей части просто дремучий мрачный лес, а справа Шельда, по которой он приплыл, но судоходной ему еще предстоит ее сделать…
Эльза тихохонько подошла сзади, хотела сесть к нему на колени, но не решилась, придвинула кресло и опустилась в него так красиво, что он растроганно улыбнулся.
– Мой господин…
– Эльза, – ответил он ласково.
Она робко взяла его за руку, переплела тонкие пальчики с твердыми, словно он все еще в стальной перчатке, пальцами.
– О чем задумались, мой господин?
– Да так, – произнес Лоенгрин медленно, – пустяки, все о хозяйстве. Эльза, как я слышал, у герцога Готвальда было двое детей. Ты, моя прекраснейшая Эльза, и твой малолетний брат Готфрид… Я ничего не напутал?
Она ответила печально:
– Нет. Ему было только семь лет.
– И где он?
– Никто не знает, – прошептала она.
– А как он исчез?
Ее прекрасные чистые глаза наполнились слезами, а голос задрожал и начал прерываться:
– Никто не знает. Никто не видел. Чужих в замке не было. А те, что были, – это наши вассалы, известные рыцари…
Он попросил:
– Ты можешь рассказать подробнее?
Она всхлипнула, он поспешно подал ей платок, она прижала к глазам, вытерла мокрые щеки.
– Говорят, – сказала она плачуще, – его украли злые колдуны. Он играл с кроликами на заднем дворе, за пределы замка выбирался совсем редко, да и то тайком, наш отец опасался за единственного наследника, велел всем приглядывать за ним…
Он подумал, помрачнел.
– Ну, исчезновение Готфрида на руку только тому, кто рассчитывал после смерти герцога Готвальда занять его трон и стать властелином Брабанта.
Она всхлипнула громче.
– Ты говоришь о Тельрамунде?
– Да, – ответил он. – Кроме того, это в характере Тельрамунда.
– Ты обвинишь его?
Он покачал головой.
– А что толку? Тельрамунд откажется. Нужны хоть какие-то улики, доказательства. А так он скажет, что я его ненавижу, клевещу, порочу. Нет, нужно что-то иное…
Он глубоко задумался, Эльза перестала плакать и затихла, глядя на него с трепетом и надеждой.
– Завтра с утра я проедусь по Брабанту, – сказал он.
Она охнула.
– Ты только вернулся!
– Я ездил наказывать, – напомнил он, – тех, кто отказался от присяги и не признавал мою власть. А завтра отправлюсь без всякого рыцарского отряда.
– Один?
Он кивнул.
– Да, это лучше всего… Ладно-ладно, ты страдаешь, когда черную работу делаю сам! Возьму Нила. Но это все, остальные пусть пока пируют и защищают замок.
Он выехал с безумно счастливым Нилом на рассвете, и когда солнце только-только зажгло в небе облака, они уже пустили коней в галоп, выбравшись за ворота.
Нил теперь держался рядом, если ширина дороги позволяет, и Лоенгрин с затаенной усмешкой заметил, что Нил присматривается к нему, когда полагает, что господин его не видит. Они ровесники или почти ровесники, но один блестящий рыцарь, к которому все относятся с уважением, даже враги, а вот второй все таскал бы мешки, несмотря на то что род Шатерхэндов один из самых древнейших на германских землях.