Лоенгрин развел руками.
– Я всегда полагал, что силу дозировать нужно особенно тщательно.
– Это где вас такому учили?
– Ну… далеко отсюда.
– Заметно, – ответил Перигейл саркастически. – В царстве любви и добра?
– Ну… близко к нему.
Перигейл громыхнул:
– А сейчас вы на земле, которую не только священники называют грешной! Потому никто не должен сомневаться в вашей силе. Лучше пусть опасаются, как вы говорите, чрезмерного применения, чем… гм… недоприменения.
Он остановился, навстречу по лестнице величественно спускается леди Ортруда, свеженькая и сияющая хищной красотой, на лице победная улыбка.
– Ваша светлость, – сказал Перигейл и поклонился, – мне нужно срочно посмотреть… как там уложили новую партию арбалетов.
Он развернулся и быстро направился через холл обратно к выходу. Лоенгрин повернулся к леди Ортруде, она подала ему руку, и он вынужденно принял ее и повел вниз, а она сходила медленно и царственно, ее вроде бы затянутая корсетом грудь волнующе покачивается, и у него в воображении обе эти чаши сразу очутились в его ладонях, он едва не споткнулся, старательно очищая мозг от стыдных и недостойных картин.
Леди Ортруда с каждым шагом придвигалась ближе, в зале пусто, она потупила глаза, но щеки раскраснелись, а губы повлажнели и слегка раздвинулись.
– Я ваша заложница, – напомнила она тихо, – и полностью в вашей власти, мой господин.
Лоенгрин покачал головой.
– Я же сказал, в этом нет необходимости. Отдохните у нас, а затем отправляйтесь домой.
Она воскликнула:
– Как можно! Я хочу, чтобы вы нас ни в чем не подозревали!
– Я не подозреваю, – заверил он. – Этот ваш приезд развеял бы любые сомнения, если бы они даже и были.
– Но все-таки, – сказала она нерешительно, – если я вот так сразу уеду, вы можете снова подумать… нет, я не хочу этого! Или вы не подумаете, но госпожа Эльза может…
Он перебил:
– Эльза настолько чистый и нежный ангел, что темные мысли она просто не принимает.
Ортруда слегка прикусила губу.
– Однако… Хорошо, если так. Я уеду, но, с вашего позволения, погощу у вас день-другой и постараюсь как-то уверить вас, что мы не собираемся мстить или попытаться что-то изменить. Что произошло, то произошло, нужно жить с этим.
Он вздохнул с облегчением.
– Золотые слова.
Она чарующе улыбнулась.
– И еще я должна, просто обязана, пообщаться с милой Эльзой! Она так чиста и непосредственна, что может обжечься на таких вещах, которые мы, женщины, обходим просто и умело.
Он в сомнении наклонил голову.
– Я не против. Но такие вопросы… решает сама Эльза.
Ортруда всплеснула руками.
– Разумеется! У женщины должен быть свой уголок и своя маленькая норка.
Они давно сошли с лестницы, Лоенгрин чувствовал нарастающую неловкость, стоять вот так в зале и не знать, как себя вести, потому что извиниться и уйти не дает, успевая остановить либо чарующей улыбкой, либо движением руки, а сейчас взглянула ему в глаза, и он ощутил сладкие мурашки по всему телу.
Стараясь смотреть ей в глаза или хотя бы не опускать взгляд ниже ее роскошных полных губ, спелых и провоцирующих, он произнес вопросительно:
– Леди Ортруда?
Она сделала крохотный шажок, подойдя вплотную, как вообще-то женщина не должна приближаться к мужчине, взглянула снизу вверх, выглядит высокой только на расстоянии, а вот так рядом настолько ниже, что ей приходится закидывать голову, чтобы смотреть ему в лицо, а его взгляд сам по себе упорно соскальзывает на пышную грудь, что настолько старается выбраться из тесного выреза платья, что уже показались края алых кончиков, ярких, как поспевшая малина.
– Лорд Лоенгрин, – произнесла она таким нежным голосом, что у него кровь начала разогреваться до кипения, – и все равно я ваша пленница… и в полной вашей власти!.. Вы можете делать со мной все, что захотите…
Он ответил с достоинством:
– Леди Ортруда, что вы говорите! Разве я могу повести себя неподобающим образом? Это недостойно…
Ее полные губы приоткрылись в робкой улыбке, а глаза стали темными и загадочными.
– Все достойно, если пленница вам позволяет делать с нею все, что вы хотите…
– Леди Ортруда!
– Вы можете приказать ей все, – продолжала она, – и я сделаю для вас все, что пожелаете… Это так прекрасно и сладостно – покоряться мужчине, что сильнее тебя самой…
Он хотел отступить, но она взяла его за руки и медленно положила его ладони на свои груди. Ему показалось, что пальцы вспыхнули в сладком огне, попытался убрать и отстраниться, но она держала его руки крепко и неотрывно смотрела в лицо.
– Леди Ортруда, – проговорил он хрипло и сам смутно удивился, что его обычно чистый серебряный голос звучит со странными нотками, – Леди Ортруда, так делать нельзя…
– Почему? – спросила она тихо.
– Это… нехорошо…
– Но вы же хотите этого?
Он вдруг ощутил с ужасом, что вырез ее платья каким-то образом опустился еще ниже, обе груди наружу, и он, Господи, жадно держит их, а быстро твердеющие соски прожигают в его ладонях сладострастные ямочки.
– Леди… Ортруда… – прохрипел он.
Титаническим усилием заставил себя отстраниться, опустил руки вдоль тела, хотя взгляд еще оставался прикован к ее обнаженной роскошной белоснежной груди, крупной и вызывающе приподнятой, что так и просится в его твердые ладони.
– Лорд Лоенгрин?
– Так нельзя, – повторил он уже более твердым голосом. – Прошу вас…
Она поняла недосказанное, медленно подняла руки и легонько потащила вверх края платья. Соски скрылись за краем, но теперь он все равно видел их и сквозь ткань, твердые и горячие, как раскаленные угольки, вон оттопыривают так заметно кончиками…
– Вы мой господин, – проговорила она покорно, – что скажете, то и сделаю. Но вы вольны взять меня когда угодно и как угодно, я в вашей власти… чему отдаюсь охотно!
Он проговорил все еще хрипловатым и каким-то деревянным голосом:
– Леди Ортруда… я глубоко уважаю ваше желание улучшить взаимоотношения между нашими семьями…
Она сказала быстро:
– Да, мой господин! Но разве эта близость их может ухудшить?
– Это ухудшит наши отношения с Эльзой, – ответил он.
Ее губы раздвинулись в загадочной улыбке.
– Но разве ей обязательно сообщать… все? А о чем она не знает, того для нее и не существует.
Он покачал головой.
