– Леди Ортруда, во мне достаточно развито чувство долга, чтобы смирять плотские позывы, это гнусное наследие Змея. Простите… я должен посмотреть, как там сэр Перигейл уложил арбалеты! Это важно, чрезвычайно важно!
Он в самом деле пошел смотреть арбалеты, там сэр Перигейл принимает у старшины цеха поштучно, долго и тщательно, проверяет, как работают замки, и Лоенгрин тоже сделал несколько замечаний, чувствуя, как к нему медленно возвращается самообладание.
Когда он вышел из оружейной, в зале уже сэр Торбьен Олсонторн, обычно самый молчаливый рыцарь, и сэр Диттер Кристиансен, самый заботливый и внимательный, а леди Ортруда, вежливо улыбаясь, слушает хорохорящегося перед ней красавца сэра Харальда. Перехватив взгляд Лоенгрина, красиво присела в поклоне. Грудь ее как будто от этого движения стала еще крупнее, и у него застучало сердце чаще, в ладонях стало жарко, а память услужливо подсказала то ощущение, когда его пальцы накрыли эти две горячие выпуклости…
Он отвернулся с сильно стучащим сердцем, быстро прошел через зал и вышел во двор. Негостеприимно торопить гостей с отъездом, но теперь он начинает понимать святого Антония, что в пещере отчаянно сражался с соблазнами.
В противоположном конце двора, где небольшая замковая церковь, вспыхнула ссора, зазвучали гневные голоса, и тут же блеснули мечи, их выхватывали даже те, кто не слышал, из-за чего спор.
Лоенгрин заспешил в ту сторону, там трое рыцарей повисли на плечах гиганта Кристиана Альмербергера, а еще трое оттаскивают от него сэра Лангерфельда, такого же разъяренного, осыпающего Альмербергера откровенной бранью. У обоих в руках зажаты рукояти мечей, их выкручивали, отдирая пальцы по одному, везде звучал озлобленный крик, шум, обнаженных клинков становилось все больше.
– Что стряслось? – потребовал Лоенгрин.
Сэр Перигейл ответил, бурно дыша:
– Лорды Лангерфельд и Альмербергер… поспорили, кому из них первому войти в церковь…
Лоенгрин нахмурился:
– Что, так упорно уступали друг другу дорогу?
Перигейл посмотрел на него искоса, словно не зная, смеяться замысловатой шутке или еще нет, раз молодой хозяин выглядит очень серьезным.
– Да, – ответил он, – только не совсем уступали… Напротив, очень даже не совсем уступали…
Сэр Диттер пояснил словоохотливо:
– Надо же было, чтобы оба подошли к церкви одновременно с двух сторон!.. Это вот и схлестнуло, оба гордые и родовитые…
Сэр Альмербергер заорал, бешено вырываясь из рук рыцарей:
– Родовитые? Это я родовитый!.. Мой род идет от самого Фарамунда Создателя Франков!..
Со стороны рыцарей, оттаскивающих сэра Лангерфельда, донесся разъяренный вопль:
– От Фарамунда?.. Во-первых, не от Фарамунда, а от Меровинга всего-навсего, а во-вторых, даже если бы и от Фарамунда, то мой род идет от самого Гота!
– Вранье! – заорал Лангерфельд. – Докажи!.. И не ссылайся, что бумаги потеряны!.. У меня не потеряны!
– Твои поддельные! А у меня род от Гота никогда не прерывался!
– Ага, не прерывался!.. Через троюродную племянницу во времена короля Синещекого?
– И что? Это лучше, чем через приемного разбойника, который даже и бастардом не был!
Лоенгрин ощутил себя в глухом лесу, где дикие звери с одной стороны и дикие звери с другой рычат друг на друга и пытаются вцепиться в глотки, но смысл спора ускользал, пока не напомнил себе, что у тех существ это так важно, они настолько ничтожны, что вынуждены бахвалиться подвигами отцов-прадедов, а сами не стоят даже той одежды, которую носят…
Сэр Перигейл подошел быстро, лицо встревоженное, сказал торопливо:
– Послать за сэром Норстедтом?
– А он кто? – спросил Лоенгрин.
– Знаток геральдики, – объяснил Перигейл. – Лучший! И самый знающий!
Лоенгрин пробормотал:
– Но разве не проще… кому-то из них уступить другому?
Перигейл вскинул брови и посмотрел с великим удивлением.
– Уступить? Почему?
– Тот, – сказал Лоенгрин, – кто умнее, обычно уступает дорогу… менее умному.
Перигейл изумился:
– Это где же такие живут?
– Да есть такие страны, – пробормотал Лоенгрин.
Перигейл ахнул:
– Правда? Значит, в тех краях правят одни дураки?
Лоенгрин поморщился.
– Я говорю о простой вежливости.
– А как отличить, – спросил Перигейл, – когда уступают из вежливости, а когда из трусости?
Лоенгрин сдвинул плечами.
– А если предположить, что более сильный обычно снисходительнее?
Перигейл подумал, просиял:
– Прекрасное решение, ваша светлость!
Лоенгрин удивился:
– А что я… решил?
– Как выявить более вежливого, – ответил Перигейл бодро. – Эй, сэр Мортен!.. Вы у нас самый умелый по части поединков. Быстро организуйте им схватку перед воротами церкви!.. Его светлость мудро решил, что кто победит, тот и уступит… ха-ха!
Сэр Мортен Хоинберг, могучего сложения рыцарь с жестоким лицом, сперва вскинул брови, потом широко заулыбался.
– Да, прекрасное решение… Это же такое издевательство, что хуже и не придумаешь!.. Победитель уступит проигравшему право войти в церковь… га-га-га!.. Еще и поклонится!
Рыцари быстро организовали круг, сэру Альмербергеру и сэру Лангерфельду позволили выбрать оружие по своему предпочтению, и они ринулись друг на друга с ревом и бранью.
Перигейл сказал Лоенгрину с одобрением:
– Вот вы и начали решать спорные вопросы! Причем в нашем рыцарском духе, по-мужски.
Лоенгрин понаблюдал за бойцами, покачал головой.
– Это неправильное решение.
– Почему?
– Сэр Альмербергер крупнее, – сказал Лоенгрин, – и явно лучше владеет оружием.
Перигейл кивнул.
– Вы совершенно правы, ваша светлость. Очень точно подмечено! Особенно то, что сэр Альмербергер крупнее. Всего на голову, да… гм… но я бы поставил на сэра Лангерфельда.
Лоенгрин изумился.
– Как? Он явно слабее!
– Даже у зверей, – сказал Перигейл мудро, – сила – еще не все. Присмотритесь, ваша светлость, внимательнее. Вы же теперь герцог, должны видеть больше, чем другие.
Лоенгрин кивнул, не желая спорить, но все-таки сила и умение владеть оружием решают в этом мире если не все, то очень многое, хотя, конечно, сэр Лангерфельд дерется просто яростно, содрогается от мощных ударов сэра Альмербергера, но упорно идет вперед, рубит, колет, подныривает под руку и бьет по корпусу, хотя эти удары почти не причиняют вреда его противнику…
