Спасибо другу, не давшему сломаться
ПРОЛОГ
Анхор, восточный край Путаных Мест
«После сражения под Скафолком я понял, что Боги мертвы. Или же просто забросили надоевшую им игру, оставив своих детей сражаться между собой.
Да, в то сырое, холодное утро, глядя, как воронье облепило тела моих солдат, я осознал горькую правду. Но промолчал. Куда там… Каратели Братства всегда были неподалеку. Нет, я уважал чародеев, и когда наконец война закончилась, был уверен, что большая заслуга в победе принадлежит этому молодому Ордену магов. Но я боялся их, и не без оснований. Нет и не было во мне уверенности, что они служат Халду или Небесному Горну. Конечно, за любое сомнение в Богах чародеи карали быстро и жестоко. Но, скорее всего, ими двигала совсем иная цель, впрочем, удачно совпадающая с моей.
Анхор должен быть свободен!
Когда остатки армий Усмия были откинуты за южные границы, я ни минуты не сомневался в том, что будет дальше. Мне не давал покоя тот жестокий рассказ о жертве ста… Сто гвардейцев Братства собственной кровью заманили Ледяного Стража в западню, в Стохолмье. Что они чувствовали, когда один за другим уходили в темноту? Какие мысли терзали воителей, пока из добровольно перерезанных вен на землю сочилась их жизнь? О чем думал тот, кто нес медленно угасающего товарища и знал, что скоро настанет и его очередь пустить себе кровь?
Все они погибли. Как и несколько чародеев Братства, принесших себя в жертву Анхору и заперших творение Усмия в недрах еще работавшей тогда штольни.
Сами ли они пошли на это? Или…
Один из Карателей обмолвился, что Братство собирается закрыть границу с вечно сражающимся Югом, отгородиться от смут и войн, и им нужны могущественные стражи, готовые оберегать покой жителей Анхора вечно. Поставленные на защиту воины… Именно тогда я понял, что меня ждет. Осознал, что слышали те сто гвардейцев, проложивших кровавую дорогу в шахту Стохолмья…
Как ни странно, я смирился. Не ради Братства, не ради Халда. А ради Анхора… Ради свободы и покоя родного королевства.
Так или иначе они должны были меня умертвить. Избавиться от героя этой войны… Уничтожить того, кто будет нести ее зловещую печать на лице до конца своих дней и отравлять мир окружающих. Может быть, они оказались правы, что дали мне выбор? Погибнуть во благо родной страны и сохранить имя или же предстать перед Анхором преступником?
Война пробуждает звериные чувства, и вряд ли кто смог пройти ее хоть раз, не преобразившись в чудовище. Наверное, у каждого был свой грешок, тщательно отмеченный Братством. Мой грех…
Не люблю о нем вспоминать. Не хочу о нем вспоминать! Я рад, что смог искупить его! Даже такой ценой…
Братство жестоко, но справедливо. И простые люди их боготворят. Как теперь, наверное, и нас, Поставленных. Зелье, убившее меня, я принимал после командира «Лесной Смерти». Мне всегда нравился этот молодой стрелок: столь быстрая военная карьера, звание генерала к двадцати пяти годам, верный глаз и осторожный ум. Его отряды изрядно попортили кровь ратям Усмия, он сделал гораздо больше, чем я. По словам Карателей, все те, кто пил зелье, вызывались добровольцами. Но, думаю, мои товарищи по фронту слышали обо мне то же самое. Или нет? Вдруг действительно они пошли на такой шаг сами, а не так, как я – припертый к стенке Чародеями и изнывающий от ненависти к себе?
На вкус отрава показалась мне молоком. И не скажешь, что яд. Не скажешь, что часть дикого ритуала. В последний момент я струсил и думал отказаться от рокового глотка. Я мог отказаться от него! Мне было плевать на чародеев, так как они не вечны. Мне было плевать на Богов, так как они нас забыли. Мне даже было наплевать на те ужасы, что я совершил во время войны.
Но я любил Анхор!
Поэтому и выпил…
Сейчас я редко вижусь с другими Поставленными. Порой залетает Хмурый Гонец, но даже поговорить с ним мы не можем. Вернее, он может, а я нет… Поэтому просто слушаю, хотя мечтаю спросить: сделал ли он тогда свой последний глоток по собственной воле или же ради искупления.
Недавно, наверное, лет пять назад, я видел Собирателя. Он был единственным незнакомым мне человеком из тех, кто пошел на смерть. Маг Братства, не самый сильный, но и не слабый. Его звали Монтелла… Хотя, может быть, у него был свой грех?
Монтелла…
С годами память ведет себя удивительно. Перед глазами до сих пор стоят черные знамена Усмия, в той сече у Скафолка. Я прекрасно помню глаза моей жены, погибшей во время злополучной осады Хеска. Но мне становится страшно, когда я пытаюсь вспомнить СВОЕ имя… Как меня звали?! КАК?!»
Воин неожиданно вздрогнул, отчего на землю посыпался облепивший его снег; с испуганным карканьем в небо сорвалась ворона, которая до этого дремала на черных ветвях огромного дуба и не обращала внимания на снежную статую внизу. Скрипнул древний, изрядно подгнивший доспех генерала, полыхнули зеленым светом мертвые глазницы. Страж резко повернулся в сторону севера, пытаясь осознать, что произошло в глубине его страны, что прервало его размышления.
Граница нарушена. Кто-то пробрался в Анхор. Но как неизвестному удалось так быстро миновать земли, оберегаемые Поставленными? Мертвый Латник, как называли в народе бывшего генерала, вдруг почувствовал, как слабеет. Как что-то медленно заволакивает его разум.
Координатор мертв?! Координатор мертв!
Воин медленно сделал шаг вперед и застыл. Он не знал, что теперь ему делать.
В высокой башне координатора, затерявшейся среди глухих северных лесов, испокон веков стояло древнее зеркало. Раньше, когда еще был жив старый маг, оно верно служило отшельнику глазами, позволяя за считаные минуты обозреть земли великого королевства. Но то было раньше… В последнее время чародей так редко обращался за помощью к волшебному зеркалу, что накапливающаяся в артефакте сила сама рвалась наружу. Как, например, сейчас.
Едва уловимое мерцание окутало поверхность. Задрожала отражающаяся в нем запущенная комната. Скрылся затянутый паутиной огромный книжный шкаф, растаял ветхий письменный стол, на котором покоился раскрытый фолиант с выцветшими страницами. В дымке проступил снежный лес.
Где-то на юге, далеко-далеко от одинокой башни, через лес пробирался неестественно бледный мужчина в изодранных одеждах. Проваливался по колено в снег, испуганно оглядывался, будто ожидая погони; губы странника шевелились, словно он неистово молился одному из Высших. Правая рука путника была перевязана, и на грязной тряпке виднелась побуревшая, засохшая кровь. Зеркало еще помнило отражение беглеца. Странный человек был в этой комнате совсем недавно.
Путник неуклюже повалился на бок и пару мгновений не шевелился, словно удивившись собственной неловкости. Затем мотнул головой, сплюнул на белоснежный снег кровью и тяжело поднялся.
