Нет никого, кто мог бы посоветовать Ширшу, что делать. Кто передал бы ему волю предков. Кто помог бы решить, какой путь выберет вождь и какой путь вслед за ним выберет весь род. Путь к жизни или к забвению, ведь уже не будет других кирссов, способных почтить память предков.
Он погрузился в мрачное раздумье, мало чем отличимое от тягучего кошмара наяву. Так он вернулся в становище, сообщил соплеменникам лишь о том, что должен остаться один, и прошел в свой шатер. Ночь окутала расположение племени, даря вождю желанное уединение. В своих мыслях он забрел так далеко, что едва ли не потерял грань между явью и сном.
И с какой радостью Ширш бросился к Мурену, когда внезапно, подняв глаза, увидел шамана сидящим подле почти затухшего костра!
Шаман, не отличавшийся в общем-то телесной крепостью, издал полузадушенный хрип, когда на него набросился здоровенный кирсс, вознамерившись, видно, задушить старика в объятиях. Ошарашенно помедлив, говорящий с духами улыбнулся и тоже сомкнул лапы на спине Ширша.
— Ну-ну, дитя, не усердствуй. Я, конечно, не должен чувствовать боли, да и воздух мне не особо нужен, но ты так силен, что, пожалуй, уморишь даже меня!
— Мурен! Как… Я видел… На месте святилища…
Взгляд шамана померк.
— Да. И теперь я среди наших предков. Но, как видишь, я все-таки здесь. Прости меня, дитя, ранее я ничего не мог сказать тебе. Я должен был свершить Пророчество, хотя до последнего боялся, что не смогу — оплошаю или духу не хватит. Спасибо предкам, они меня поддержали. Все случилось именно так, как должно: нить, привязывающая вас к Степи, оборвана. Наш дом здесь еще не разрушен, но это лишь дело времени, и разумным будет решение не попасть под обломки. Кирссы должны уходить вслед за зарами, но их должен вести зрячий. И брат не всегда бывает прав, он может привести, пусть и невольно, родичей на погибель, а мудрый вождь должен успеть заметить опасность. Ты достаточно мудр, Ширш, но не давай чувствам одолеть взор твоего разума. Я могу и буду помогать тебе, когда ты задремлешь, обуреваемый тяжкими думами. Я помогу тебе разрешить все, что преподнесет тебе судьба, а такого будет немало. Тебе выпало родиться в грозное время, Ширш, и в тебе сокрыто куда больше, чем видишь сейчас ты сам. А я не могу тебе этого рассказать. Я мог лишь спасти тебя, спасая тем самым весь род, — и сделал это. Черные колдуны захватили меня, как приманку, железными клыками. Увы, они обратили душу моего ученика… — Голос шамана на мгновение пресекся. — Но и это тоже было суждено.
Ширш слушал Мурена, широко распахнув глаза. И когда шаман замолк, на языке у вождя вертелись, мешая друг другу, сотни разных вопросов. Секунда промедления — и шаман мягко улыбнулся:
— Нет, Ширш, не сейчас. Все, что ты можешь и должен знать, ты уже услышал — и вряд ли забудешь. А теперь тебе необходим спокойный сон, я здесь лишь мешаю. Тебе предстоит долгий и трудный день, но ты выберешь верную тропу, я уверен. Не прощай, а до свидания, юный вождь.
Шаман словно бы отступил от огня в тень, слился с мраком, а когда кирсс кинулся туда, там была лишь пустота. Вождь неожиданно для себя широко зевнул и, свернувшись в клубок, крепко уснул. Теперь уже без сновидений и очень спокойно.
Но не таков был сон целого мира. С самого его сотворения он нес в себе семена собственной гибели — или же спасения, это уж как повернется Пророчество. Но так было суждено, что первым на волю вырвался гибельный плод. Опасный даже не собственной злой волей, а самим своим существом. Ибо он был вратами для Пустоты, вечно сущей вовне, и она уже начала сочиться в пределы мира. Пока это были лишь крохотные ручейки, но даже им было где найти пристанище.
Повсюду: в серебристых равнинах Степи и в зеленых просторах Империи, в подгорных чертогах Армон-Дарона и его же горных долинах, в сокрытых от чужих глаз недрах Великой пустыни и в сокровенном сердце Черных гор — везде вздрогнула, пробуждаясь, память давно минувших дней. Об этих страхах могли забыть, в них могли перестать верить — но от этого они никуда не исчезали, терпеливо ожидая своего часа.
И час пробил. Великое колесо Пророчества сорвалось с оси, на которой пребывало в покое долгие века, и ринулось через земли разных народов, набирая скорость и смешивая, ломая, сплетая судьбы в причудливые сочетания. И те, кому было предуготовлено следовать по этой колее, — Пророки не спали в эту ночь.
На следующий день был назначен совет вождей, от которого все ждали очень многого, все-таки исчезновение шамана и его ученика не могло пройти бесследно. Сначала собрание хотели провести в личном шатре верховного вождя, но Ширш сам настоял, чтобы все говорили на открытом воздухе: так его братья узнали бы все и сразу.
Когда все сошлись и уселись в круг, кирсс встал и сделал шаг к центру. Все взгляды невольно обратились к нему. Он вспомнил, как несколько дней назад волновался перед весенним разговором с зюром, и усмехнулся про себя. Слишком многое уже пришлось перенести и еще многое только предстоит. Ему надо было стать тверже камня, чтобы выдержать.
— Братья мои. Наш говорящий с духами обрел вечный почет. — По толпе прокатился изумленный шепоток. — Своей жизнью он спас всех нас, отвел первый удар наступающей Тьмы. Его ученик был с ним до конца. — Ширш не стал говорить, что произошло после. — Вожди! Говорящие с духами в ваших племенах уже сказали вам, что видят грядущую Тьму. Мы, Обретенные, уже успели ощутить ее удары — в бою погиб тотемный зверь. Его дух жив, но горит алым огнем отмщения. Наше святилище разрушено — именно там наш говорящий с духами встретил смерть. Времени мало — Тьма не остановилась, она идет в нашу Степь. Зары тоже ощутили это. Их вождь Краг-зул прислал мне вестника, чтобы сказать: они уходят. Тьму несут черные колдуны из рода людей, и наши старшие братья возвращаются на Луга, чтобы ударить врага раньше, чем он опомнится и поймет, что добыча превратилась в охотника. И сейчас мы должны решить, что будем делать мы. Пусть каждый скажет, что думает. — Ширш помедлил мгновение, буквально ощущая, как внимание кристаллизуется вокруг него. — И я скажу, не ожидая споров, ибо времени мало. Мы присоединимся к старшим братьям. В одиночку нам не выстоять. Вот мое слово, братья: завтра кирссы уходят. Мы продолжаем начатую не нами войну.
Были те, кто принялся изумленно перешептываться. Были те, кто не смог сдержать хищной, предвкушающей усмешки. Были те, кто погрузился в глубокую задумчивость.
Но никто не дрогнул перед призраком грядущей войны.
Селим Хогарн, старшина степного конного дозора, заслуженно считал себя одной из тех маленьких, крохотных опор, на которых зиждется Империя. Святая Церковь вызывала в нем должное благоговение, выражавшееся в своевременной уплате десятины. Магов он недолюбливал, но терпел как необходимое зло. Службу свою нес исправно, крестьян сверх положенного не зажимал — если, конечно, те были почтительны. В общем, если бы кто-нибудь сообщил Хогарну, что с ним случится в самом ближайшем будущем, он почел бы это совершеннейшей несправедливостью. Разве не найдется во всем Аленоре менее достойного человека?
Забрезжило утро, их ночному дозору уже пора было сменяться. К рассвету как раз доберутся до сторожевой вышки. Селим чмокнул губами, разворачивая коня обратно, в сторону заставы, и оглянулся на двух своих подчиненных. Солдаты проявляли похвальное рвение, слегка заехав за охраняемые дозором рубежи.
