– Нет, друг мой. Любовь существует . Иногда я думаю, что это единственная вещь в мире, которая существует на самом деле. И когда встречаются мужчина и женщина, они или открывают для себя пламя небес, или нет.
Я снова посмотрел на камни в моем кольце, сиявшие, будто две звезды.
– Ты не замечал, как Атара прислушивается к твоим самым незначительным замечаниям? Как светятся ее глаза, когда ты выезжаешь вперед? Можно подумать, что ты солнце с небес!
– Нет, нет, – прошептал я. – Не может быть.
– Да, черт побери! Она сказала мне, что ее привлекает твоя доброта и та дикая страсть в твоем сердце, которую ты всегда скрываешь. Она почти сказала, что любит тебя.
– Нет, невозможно, – повторил я.
– Слушай меня, друг, и слушай хорошенько! – Мэрэм схватил меня за руку, словно его пальцы могли втолковать мне то, что не смогли слова. – Признайся ей, вырази свои чувства. Потом попроси ее выйти за тебя замуж, пока ещё не поздно.
– Это говоришь ты? – Я не мог поверить собственным ушам. – А ты многим делал такие предложения, а?
– Я могу остаток жизни потратить на поиски женщины, которая мне предназначена. Но ты – благодаря везению и милости Единого… ты ее уже нашел.
Той ночью мы разбили лагерь неподалеку от дороги на маленькой поляне, образовавшейся после падения огромного дуба. Ручей протекал в лесу ярдах в пятидесяти от того места, где мы расположились, земля заросла папоротниками и мхом. Мэрэм и мастер Йувейн рано легли спать, а я сторожил первым. На самом деле после того, что Мэрэм мне сказал, я бы все равно не заснул. Я сидел на плоском камне у огня и смотрел на звезды, когда Атара подошла и села рядом.
– Ты бы тоже поспала. Ночи сейчас короткие.
Она улыбнулась и покачала головой. В руках она держала пару камней и заготовку для древка, видимо, собираясь сделать новую стрелу.
– Я обещала себе, что сначала закончу.
Мы немного поговорили о смертоносных боевых стрелах сарнийцев, пробивавших доспехи, и о длинных луках, сделанных из слоев рога и сухожилий, чередующихся с деревянной основой. Атара рассказывала о жизни в Вендраше и об их жестоких, суровых обычаях. Она рассказала также о жестоком и суровом Сайаджаксе, великом вожде кармэка. Но о своем отце она говорила мало. Я только понял, что он был против ее решения вступить в Сообщество Мужеубийц.
– Должно быть, мужчине тяжело смириться с тем, что его дочь берет в руки оружие, – заметил я.
– Хм… Воина, видевшего множество битв и смертей, не должно это тревожить.
– Ты говоришь обо мне или о твоем отце?
– Я говорю о мужчинах. Они кичатся своей храбростью, а потом падают в обморок при виде женщины с луком в руках или капельки крови.
– Это правда. – Я улыбнулся. – Для меня невыносимо было бы увидеть, что моя мать или бабушка ранены.
– Ты их очень любишь, да? – Тон Атары несколько смягчился.
– Да, очень.
– Тогда ты должен радоваться, что валари запрещают женщинам воевать.
– Нет, ты не поняла. Мы не запрещаем. Напротив, все наши женщины – воины.
Я рассказал ей, что первые валари были исключительно воинами духа. Но в несовершенном мире мужчинам пришлось научиться военным искусствам, чтобы сохранить чистоту наших целей. Только валарийские женщины способны воплотить наши высочайшие стремления. Пока мужчины возятся с приспособлениями для убийства, женщины восславляют жизнь. От них исходят все дары – пища, рождение, воспитание детей – и сочетаются с истинно воинским духом, стремлением к чистоте, благородством и бесстрашием.
Женщины – источник жизни. Они – лучшие творения Единого.
Женщины четче сознают ясность и радость Единого. Женщины быстрее постигают искусство медитации и часто сами становятся учителями.
Воина валари учат трем вещам: говорить правду, владеть мечом и почитать Единого; двум из них его учит мать.
Я прекратил свою речь и стал вслушиваться в журчание ручья и шелест листьев. Атара немного помолчала, глядя на меня в мерцающем свете костра.
– Я никогда не знала мужчины, подобного тебе, – сказала она вдруг.
Я наблюдал за тем, как она шлифует древко двумя кусками песчаника, выглаживая и выравнивая будущую стрелу.
– А кто встречал женщину, подобную тебе? В Утренних горах женщины мечут в сердца мужчин иные стрелы.
Атара засмеялась и сказала, что целительство, рождение и воспитание детей – вещь нужная, и женщины в этом очень искусны. Но некоторые женщины искусны еще и в войне, а сейчас такое время, что убивать приходится часто.
– Бывает время срезать рожь и убрать ее в закрома. А теперь настало время для кровавой жатвы.
Она сказала, что на протяжении трех эпох люди опустошали мир; пора пожать то, что они посеяли.
– Но должен же быть и другой путь! – Я вынул меч и полюбовался, как его длинное лезвие сияет при свете звезд. – Этот путь неправильный. Мир создавался не таким.
– Может быть… Но он будет таким, если мы не изменим его.
– Как?
Она долгое время молчала.
– Иногда поздно ночью, глядя в воды спокойного пруда, я могу увидеть… почти увидеть. Там есть женщина, необычайно отважная и прекрасная. Таких женщин не было в Эа со времени эры Матери. А может, их не было даже тогда. Женщина из воды и ветра… ее красота грозна, как красота самой Ашторет. Это та красота, которую мир должен воплотить. Это красота, для которой рождается каждая женщина. Но такой я никогда не стану, пока люди не изменятся. Ничто не изменит сердца людей, кроме самого камня Света.
– Ничто? – Я указал глазами на ее стрелу.
Атара усмехнулась.
– Надеюсь, что камень Света объединит сарнийцев. Хорошо бы, чтобы все люди объединились. И мужчины, и женщины.
– Это прекрасная ночь. А ты прекрасная женщина.
– Прошу, не говори так.
– Почему?
– Не говори таким тоном.
– Прости. – Я опустил глаза, а она снова взялась за стрелу.
Потом отложила и стрелу, и камни и повела рукой в сторону темных деревьев, окружавших нас.
– Здесь, в сердце лесов, не имеющих конца, мы далеко от Вендраша и от любого города. Но когда я рядом с тобой, мне кажется, что я вернулась домой.
– И мне так кажется.
– Такого не должно быть. Сейчас не время заводить дом или что-то еще.
– Детей, например?
– Да, детей.
– Ты не хочешь стать матерью?
– Конечно, хочу. Иногда мне кажется, что я ничего не хочу так сильно. – Атара посмотрела мне прямо в глаза и продолжила: – Но приходится делать выбор между тем, чтобы рожать детей и убивать врагов.
