– Уважаемые, знаете, вы кто? – печально спросила Катька.
– Кто? – в один голос отозвались армяне.
– Ужас моей жизни, вот кто! – Катька придвинула к себе многострадальный расчет и принялась заполнять его сама, злобно бормоча: – Никакой совести нету… Уже и посчитать не могут… Мало того, что налогов не платят, так еще и инспектора нервируют… От рук отбились совсем… На, аферист, распишись здесь и здесь! Вот это пишешь, вот это платишь, вот это в балансе указываешь! И чтоб духу вашего здесь не было до первого квартала!
Армяне благодарили так шумно, что к столу Катьки повернулся весь отдел. Армен улучил момент и чмокнул своего грозного инспектора в щеку:
– Ах ты, моя дорогая, красавица… Замуж захочешь – только свистни!
– Да пошел ты! – Катька замахнулась на него инструкцией. – Черномор! Умойся сначала! Да, не забудь вечером к Яшке зайти – у него дело до тебя. Мириам привет!
Наконец фирма «Арарат» откланялась. Катька с минуту сосредоточенно пошелестела бумагами, затем оглянулась на кабинет начальства, нырнула в ящик стола и, улыбаясь, украдкой показала мне уголок огромной коробки конфет:
– В обед чайку попьем! Хоть какая-то от этих балбесов польза…
К двенадцати часам с летучки вернулась Шизофина и согнала нас на совещание. На повестке дня стоял острейший вопрос: проверки банковских компаний. Больше всех повезло Катьке, на участке которой таких организаций не значилось. Поэтому подруга уселась в дальнем углу кабинета, загородилась папками с отчетностью и открыла Вандину книжку, к которой с утра проявляла повышенный интерес. Сначала я оглядывалась на Катьку, но довольно быстро забыла о ее существовании, потому что прения по поводу банковских компаний разгорелись нешуточные. Последняя инструкция главка по этому поводу состояла из пяти десятков разделов, пунктов и подпунктов и напоминала стратегический план захвата внеземных цивилизаций. Две недели мы всем отделом пытались разобраться, что хочет Главналогинспекция от несчастных плательщиков, для которых, собственно, и предназначался этот кошмар на тридцати страницах. В понедельник третьей недели Шизофина плюнула на дворцовый этикет и лично двинулась в главк за разъяснениями. Сейчас она стояла посреди кабинета с бумажками в руках и добросовестно пыталась перевести злосчастную инструкцию на нормальный язык:
– То есть, девки, они хотят, чтоб мы считали не со всей прибыли, а с той, которая числится по процентам. А все остальное – льготы.
– Как это – льготы? – возмущается кто-то. – А с какого числа считать? Если с даты выхода, то придется весь годовой баланс им пересчитывать! А суммы как-то разбивать надо?
– Надо, а как же! Будем требовать пояснительные записки с указанием сумм помесячно! А куда деваться? Лапкина, ты записываешь?
– Записываю, – уныло сказала я. На моем участке числилось около пяти банков. – А на каком основании требовать, Жозефина Петровна? У меня «Северкредит» чуть что – «покажите, где написано, что мы вам должны!..» Что я им показывать буду?
– Что-что! Хрен в пальто! – распаляется Шизофина. – Умные все стали, грамотные! С инспекцией спорят! Вот как поотправляю их всех на выверку расчетов с девяносто четвертого года – вот тогда они попрыгают! Ты им сразу говори – распоряжение главка!
– Так они в главк названивать начнут…
– И пусть! Наше дело маленькое – потребовать. А там хоть трава не расти. Ты прикинь лучше, что будет, если нас самих проверять придут. Ведь обещали проверку к весне – и устроят! Я вам сто раз говорила – лучше перебдеть, чем недобдеть! Вы сейчас с них пояснилки требовать стесняетесь, а как главк нам всю ихнюю сумму льгот насчитает, куда тогда деваться?
– Монастырь! Монасты-ырь! – вдруг раздался ликующий вопль из угла. Шизофина смолкла на полуслове с открытым ртом. Все повернулись к Катьке, чья сияющая физиономия выглядывала из-за папок.
– Что с тобой, Мелкобесова? – оторопело спросила Шизофина. – Какой еще монастырь?
– Ново-Спиридоньевский! – радостно оповестила Катька и уставилась на меня. – Нинка, сечешь? Записка! Вандкина записка! Шизофина… ой, Жозефина Петровна, извините, ради бога, это мы о своем, не по делу…
– Другого места не могли найти?! – рассвирепела завотделом. – Цирк вам тут или чего? Дождетесь – без премии оставлю! Совсем пораспускались!
Но я уже ничего не слышала. Ну конечно, господи! Белый листочек с обрывками слов, найденный на столе Ванды: «Ново-с.м. от. фот.»… А мы-то хороши – «Новоспасский мост», «Новослободское метро»! Ух, дуры, дуры набитые… Столько времени ушло зря.
Вечером того же дня мы сидели на кухне Мелкобесовых. За окном сплошной стеной падал снег. Катька лепила пельмени – белыми комочками на длинных деревянных досках уже был уставлен весь подоконник. Мы с Яшкой пристроились на другом конце стола. Бес был мрачен, дожевывал голубец и делал вид, что засыпает. У меня на коленях лежала Вандина книга. Я вполголоса читала:
– «Ново-Спиридоньевский монастырь, бесспорно, является старейшим в Москве. Во времена правления московских князей он представлял собой центр обороны южных границ города. Ему неоднократно приходилось выдерживать нападения татарских орд и, позже, польско-литовских войск. Впечатляющим был его архитектурный ансамбль – четыре храма, собор Рождества Богородицы, западная стена и колокольня…»
– Ну хватит, – довольно невежливо прервал меня Яшка. – Каждый день мимо всего этого на работу бегаете. Клуши несчастные, нет бы сразу додуматься! Не пришлось бы Гришку по всей Новослободке гонять.
– Сам-то хорош! – огрызнулась Катька. Я пихнула ее под столом ногой. Яшка вытащил из моей пачки сигарету, сунул в рот. Его насупленная физиономия выразила глубокую работу мысли.
Ново-Спиридоньевский монастырь был такой же достопримечательностью нашего района, как барахолка, налоговая инспекция и кинотеатр «Аврора». Еще в детстве мы бегали к его сохранившейся стене, описанной в книге как выдающийся памятник древнерусского зодчества, кататься на санках. Глубокий ров, выкопанный средневековыми монахами, не был завален даже в советское время, и по его склонам летала на салазках, досках, «ледянках» и попросту на мягких местах вся районная детвора. В самом монастыре тогда располагалась плодово-овощная база.
Лет десять назад, когда оказалось, что бог есть, и вся страна дружно уверовала, в монастыре начались перемены. Городские власти спохватились, вспомнили про уникальный архитектурный ансамбль и древность многовековой постройки и дали средства на реконструкцию монастыря. К настоящему дню были восстановлены две башни из семи, часть колокольни, а также церковь, в которую немедленно начали стекаться старухи. Сам монастырь как таковой еще не действовал, но на окрестных улицах уже начали появляться духовные лица в нестираных рясах с увязанными в хвостик волосами. Народ, не привыкший к такому зрелищу, реагировал подозрительно. В частности, Яшку Беса безмерно раздражали бродящие по барахолке попы, которым «не пойми чего надо, и как с ними базарить, не знаешь». Совсем недавно при монастыре открылся приют для беспризорников, и теперь на улицах можно было наблюдать чинные колонны пацанят, возглавляемых чернорясым предводителем. Беспризорники были перемазаны зеленкой, вид имели неблагообразный и внушали аборигенам района законное опасение.
