– Ладно, верю, что ты великий сыщик… Не мучай дитё,
майор. Выкладывай.
Майор сразу стал серьезным. Присел за стол, аккуратно
разложив перед собой сигареты, авторучку, чистый листок бумаги и три стопочки
фотографий, перевернутых картинкой вниз. Откашлялся в кулак, продлевая
эффектную паузу. Сказал:
– Интуиция у твоего ловца сенсаций хорошая. Француз –
та еще птичка.
– Короче, – нетерпеливо бросила Даша.
– Когда ему сели на хвост у гостиницы, я ничего такого
не предвидел, но на всякий случай решил обложить «коробочкой» по полной
программе. Я ж говорил, хотел поднатаскать ребят… Так что хватало и людей, и
машин. Вывалив из гостиницы, твой французик потопал к путепроводу, не
размениваясь на всякие пошлости вроде развязавшихся шнурков. Поднялся на
путепровод, постоял там, полюбовался видом – ничего подозрительного, вид на
Шантару и сопки и в самом деле открывается хороший, – потом вдруг вернулся,
прыгнул в шестнадцатый троллейбус и покатил на тот берег. Пускать за ним
«хвоста» в троллейбус я не стал, поехали на машине – все равно на том берегу
конечная остановка, подумал, или выйдет на острове, или дотащится до конца, в
любом случае держим его прочно. Доехал до конечной. Пошатался там по базарчику,
потоптался у киосков, купил в «Фазере» аудиокассету, пару газет –
мотивировался, не суетясь и не дергаясь. И опять вернулся к гостинице. Дернул
через путепровод к пароходству. Тут у меня уже не осталось сомнений, что он
проверяется, а город я знаю малость получше его, и ребят посылать следом не
стал. Перебросил машины на ту сторону проспекта, блокировал все окрестности
небоскреба. И угадал точно. В пароходстве он пробыл девять минут с копейками, и
определенно заходил туда только затем, чтобы провериться еще раз. Тут я понял,
что с этой птичкой надо играть серьезно, и быстренько вызвал на смену
практикантам парочку весьма квалифицированных экипажей. Француз попер пехом в
сторону проспекта Энгельса, в центр, мы его повели…
Даша завистливо вздохнула про себя. Ей, чтобы жонглировать
столь непринужденно таким количеством снабженных радиосвязью машин, набитых
опытными топтунами, причем ради того, чтобы провести первую, оценочную
проверку, пришлось бы стать не менее чем Дроновым. Шикуют частники, ничего не
скажешь…
– Лирическое отступление, – сказал майор. –
Как только мы убедились, что в гостиницу он возвращаться не собирается, мои
ребятки, используя налаженные отношения с персоналом, чисто случайно забрели в
его номер, по нелепому совпадению имевший дверь нараспашку…
– Вот этого я не слышала, – сказала Даша. –
Нарушение неприкосновенности жилища без ордера…
В самом деле, не всякий знает, что закон приравнивает снятый
в гостинице номер к частному жилищу гражданина, и в отношении номера действуют
те же непреложные правила. Ну, а то, что закон сплошь и рядом не соблюдается –
еще одна российская беда…
– В номере не нашли ровным счетом ничего
интересного, – продолжал майор. – Ну ровным счетом ничего –
одежда, бритвы и одеколоны, пара книг на русском, блок сигарет… И все равно в
чемодане и при ящиках стола этот змей расположил крохотные, аккуратненькие
«секреточки». Мои парни их потом присобачили назад, все чисто. Ошибки никакой,
все по учебнику – волосок, микроскопические клочки бумажки… Одна-единственная
интересная деталька: у него в телефоне стоит клопик. Не наш, корейский. Но тут
уж нет стопроцентной уверенности, что это именно ему всаживали, могло от
кого-то остаться…
– Точно, – согласилась Даша. – Итак, пошел
он…
– Шел себе, шел и пришел в семьдесят пятый дом по
Энгельса. Помнишь такой?
– Хрущевка. Семиэтажная, – сказала Даша. –
Внизу «Ткани» и «Котлетная», в «Котлетной» теперь комок, хотя вывеска осталась
прежней – только на витрину свою повесили…
– Молодец. Тот именно домик. Зашел в подъезд, как к
себе домой. Вскоре оказалось, что и в самом деле домой – вышел через
одиннадцать минут. Вместо кожаной куртки и формовки на нем уже было серое
пальто и бежевая вязаная шапочка. Лирическое отступление: наши выяснили, что в
том подъезде на четвертом этаже хозяева сдали квартиру внаем, а сами смотались
пожить к дочери в Манск. Кто снимает, еще не уточнили, но скоро будем знать…
Короче, француз вышел несколько преобразившимся, вот фото. Прошел к гаражам в
глубине двора, уверенно, не рыская, отпер один и выехал на белой «девятке».
Чуточку побитая и неискусно заделанная, номер шантарский, зафиксирован, машина
принадлежит гражданину Зыбину Петру Павловичу, к которому мы еще вернемся…
«Девятка» двинулась в сторону проспекта Авиаторов, но возле мединститута ее
остановил кстати случившийся там гаишник, рутинно проверил бумаги…
– Гаишник был настоящий?
– Какая разница? – гнусно ухмыльнулся
майор. – Могу тебя заверить, что выглядел он в точности как настоящий, не
то что француз – коренной шантарец не усумнится…
– Майор, вы, я смотрю, совсем обнаглели… –
покачала головой Даша.
– Дочушка, не дергайся, – ухмыльнулся
майор. – Ношение формы само по себе основанием для уголовного
преследования служить не может. Пока с ее помощью не совершено преступления,
ограбления, мошенничества с конкретной материальной выгодой. Я неправ, а?
Опровергни…
– Прав, стервец, – сказала Даша, подумав. –
Ничего тут не пришьешь… Ну и?
– Предъявил французский паспорт на имя Роже Флиссака,
международные водительские права с надлежащим вкладышем и доверенность от
вышеупомянутого гражданина Зыбина… Все честь по чести. Держался совершенно
спокойно. Не вертись, я ж говорю, к Зыбину мы вернемся, когда пора настанет.
Француз доехал до Экскаваторной, загнал машину во двор, заглушил движок и
остался в ней идиллически сидеть, слушая беззаботно транзистор. Сидит в машине
и слушает себе транзистор… Как лично ты такое поведение расцениваешь?
– Тут два варианта, – сказала Даша. – Не
более. Слушал либо музычку, либо разговоры в квартире, где установлен клопик. У
нас сейчас таких клопиков в магазине можно полную авоську купить.
– Правильно мыслишь. Либо-либо. С уклоном ко второму
варианту.
– А направленного микрофончика у вас не нашлось?
– Ты за кого нас принимаешь? Нашелся, конечно. В машине
все окна были задраены плотно, но все равно можно гарантировать, что внутри не
слышалось ни музыки, ни дикторского чириканья. Так, шумы на пределе слышимости…
В общем, за увлекательными забавами с транзистором француз сидел минут
двадцать. Потом вдруг затрепыхался, убрал антенну, отложил радио, запустил
мотор. Через минутку-полторы из подъезда вышел субъект лет пятидесяти, по
одежде – совершеннейший земляк, вот фото…
– Интересно, – сказала Даша.
– Знаком?
– Ну.
– Кто?
– Майор, каждый знает ровно столько, сколько считает
нужным, – сказала она категорическим тоном.
На цветной фотографии был запечатлен герр Георг фон Бреве,
доктор философии и профессор кафедры Эслингенского института магии и
колдовства, в свое время полоненный вместе с российскими сатанистами на
приснопамятной дачке и все еще отиравшийся в граде Шантарске. Теперь, в
простецком платьице и кроличьей шапке, он походил не на германского профессора,
а на российского, умученного рыночными реформами, а то и на пьющего слесаря.
