В половине второго позвонил Гриша Файзулин, старый кореш
майора Шевчука, сослуживец сначала по уголовке, а потом и по «Бармице», весьма
искусно подбирая слова, договорился о встрече так, чтобы никто посторонний даже
приблизительно не понял, где встреча состоится. Тут уж надо было взять Дашу под
электронный микроскоп, чтобы догадаться, поди узнай с ходу, что за магазин
расположен поблизости от того места, где в незапамятные почти времена Шевчук
изловил семиклассницу Дашеньку в компании двух одноклассников при распитии
одной-единственной бутылки «Лудогорского»…
Когда она с Федей спускалась по лестнице, навстречу попался
жизнерадостный парижанин мсье Флиссак, к которому дежурная часть уже привыкла
настолько, что один раз даже пустила на полчасика посидеть у себя и послушать
радиопереговоры, идущие через пульт (должно быть, надеясь, что в полном составе
попадет во французский криминальный бестселлер). После всех открытий, связанных
с французом, Даша никак не могла относиться к нему по-прежнему – а неизбежное
лицедейство утомляло. И оттого старалась побыстрее от него отвязаться, вот и
сейчас, издали разведя руками, закричала:
– Тысячу извинений, мсье Флиссак, – операция!
– Мафия, я есть догадываться? – с ослепительной
улыбкой непорочнейшего дитяти поинтересовался любитель потайных микрофонов.
– Она самая, злодейка, – сказала Даша и быстренько
сбежала по лестнице.
Сложнее всего было скрыть обнаружение микрофона в ее
покойной ханориковой шапке. И постараться, чтобы не поймать второго, особенно
если учесть, что никто из ее группы пока что о двойном дне француза не знал.
Пришлось, имитировав приступ дурного настроения, возмутиться как попало развешанной
по комнате верхней одеждой и настрого потребовать убирать ее в стенной шкаф,
все равно никак не использовавшийся. Ребята удивленно переглядывались, но
приказ выполнили. А сама она все эти дни носила вместо зимней шапки белый
вязаный колпачок, на котором микрофончик, подобный подсунутому французом, легко
было нашарить на ощупь…
Увы, при виде беседки, где ее когда-то застиг майор за
злодейским распитием слабенького винишка, в сердце не ворохнулось никаких
ностальгических воспоминаний (а ведь в кого-то из своих тогдашних собутыльников
была по-щенячьи влюблена, но не вспомнить уже, в которого…). Она велела Феде
остановить машину в глубине двора, пересекла его и зашла в книжный магазин.
Безжалостная поступь рынка настигла и это заведение, сеявшее разумное, доброе и
вечное, – добрую половину протянувшегося во всю длину девятиэтажки зала
уже занимали прилавки с корейско-китайским ширпотребом, пластмассовыми детскими
игрушками и косметикой. Почти сразу же засекла, что следом за ней от самой
беседки приклеился «хвост» – молодой парень без особых примет, в кожанке и
черной шапочке, именуемой в народе непечатно. Медленно прошла вдоль прилавков –
сначала тех, что с косметикой, а потом тех, что пестрели яркими обложками с
полуобнаженными девицами, романтическими любовниками в старинных костюмах,
зеленорожими монстрами и крутыми гангстерами. Лежала даже новинка месяца –
сочиненная какими-то столичными борзописцами «Анжелика в Сибири». Даша ее уже
как-то пролистала – судя по всему, московские подражатели имели весьма
отдаленное представление не только о Париже семнадцатого века (это даже Даша
поняла), но и о Сибири, простодушно именуя всех ее аборигенов «татарами» и
красочно расписывая, как за санями Анжелики гналась разъяренная стая голодных
медведей. Правда, надо признать, что постельные сцены (особенно та, где
неукротимая маркиза совращает крутого воеводу прямо в приказной избе, у
подножия дыбы) по сочности и скрупулезности ничем не отличались от иных
творений законных Анжеликиных родителей…
Рядом с ней вдруг остановился Файзулин, сказал негромко:
– Привет, Рыжая.
Она показала большим пальцем себе за спину – так, чтобы
этого не видел «хвост».
Файзулин глянул через ее плечо:
– А, это мой… Все чисто. Пошли.
Уверенно направился к двери подсобки, по-свойски провел Дашу
мимо штабелей пачек с книгами, болтавших о своем продавщиц, не обративших на
них внимания. Вывел в пустой двор, но этого ему показалось мало – пересек
его, вышел на улицу Карманова, не обремененную чересчур уж оживленным
движением. Когда они присели на лавочку, ловко и быстро провел вокруг Даши
каким-то крошечным черным приборчиком, кивнул:
– Ничего не прицепили…
– К чему такие сложности? – спросила Даша,
невольно понизив голос. – Что, вы под колпаком?
– Не знаю пока…
– Ого, – сказала она, ощутив легкое охотничье
возбуждение. – Что-то серьезное зашевелилось?
– Я же говорю – еще не знаю. Все возможно. – Даше
он показался то ли чуточку неприветливым, то ли слегка злым. – Подсунула
ты задачку…
– Рассказывайте уж. Если в чем виновата – вместе
посмотрим, что можно сделать…
– Да никто тебя не винит. Я бы на месте Андрея тоже
помог дочке в столь поганой ситуации, не жалея сил… Ничего пока не случилось…
если не считать, что он приземлился в дурдоме. Но это-то меня и заставляет
ждать любых подлостей. Я как-то не верю, что он столь молниеносно шизанулся. У
нас на медицину денег не жалеют, врачи хорошие, кабинет психологической
разгрузки давно завели… Я говорил с нашим эскулапом, он не знает всех деталей,
но подозревает какую-то химию.
– Вот и мне так кажется, – сказала Даша. –
Только у меня-то под рукой нет хорошего специалиста. Ваш что-нибудь конкретное
приводит?
– Чисто зрительные галлюцинации, без слуховых, в паре с
нарастающим возбуждением может дать и ЛСД-25 вкупе с производными, и
псилобицин. Список мне составили названий из двадцати. Сейчас появилась масса
синтезированной дряни.
– Анализ, конечно, уже не сделаешь…
– Анализ может и не помочь, – сказал
Файзулин. – Как мне растолковали, ЛСД уже через сорок минут полностью
«растворяется» в организме, за что его забугорные наркоманы и обожают, да и
наши понемногу начали осваивать… В общем, большинство этих препаратов
совершенно бесцветно, неприметно, лишено вкуса и запаха, а использовать можно
на манер клофелина. Так что ты тоже учитывай. Если Андрею подсунули химию, это
мог сделать только кто-то из окружения. Он в скверике с незнакомыми из их
бутылки пить не стал бы, беречься умел.
– А если ему в психушке что-то добавляют?
– Ищем подходы, – сказал Файзулин. – Пробуем
туда заглянуть. Хотулев твой – фигурка крайне подозрительная, если кто-то и
может дожимать Андрея в клинике, так это он. Кстати, наш врач больше верит
показаниям Анны не потому, что они для нас с тобой более предпочтительны, а
оттого, что раньше у Андрюхи никаких сексуальных патологий не фиксировал – а
следовательно, и та картина бреда, что она нарисовала, с точки зрения медицины
гораздо больше майору подходит… У вас по Анне по-прежнему ничего?
– Ничего, – горько сказала Даша. – Никто и не
присматривался, по институту шляется – там теперь и коммерческие факультеты, и
магазин – уйма совершенно незнакомого народа. Взяла и упала с лестницы.
Противоречащих этому показаний нет. А моя «картина мира, независимая от
начальства» требует доказательств… Что у вас там по Зыбину? Нарисовалось
новенькое?
