– Вот видишь, – сказала Даша. – Похожа я на
шизофреничку? С острым галлюциногенным психозом? На чем он тебя подсек?
– Да ни на чем. Я Витальку знаю года полтора. И
подрабатывал у них иногда, чего уж там. Калымил по-хорошему, без всякой грязи.
Что, я один такой? Куча ребят втихую калымит.
– Вот только они против меня не работали, а ты начал…
– Даша, так получилось. Незаметно.
– Поняла, – сказала Даша. – Ты и тут не
оригинален. Сначала тебе предлагают сделать совсем даже крохотный, почти
незаметный шажок в сторону. И платят. Потом еще, еще… И все платят, платят…
Привыкаешь к этим денежкам и к этим шажкам, они ж крохотные такие. Наконец,
предлагают и пошире шагнуть, а ты уже на бабках сидишь, как на игле…
– Ну, а что? – вскрикнул он.
– Ты потише.
– Что – тише? – агрессивно сказал он, но больше
уже не орал. – Даша, ты сама по себе. У тебя дети по лавкам не пищат. То
любовник платьице подарит, то папочка денег подбросит. Ты-то никого не кормишь.
А я кормлю, ясно? Лидка у меня получает сто восемьдесят пять, да и то
задерживают по три месяца. Ты бы хоть раз в жизни попробовала ребенку
объяснить, почему вон тому бутузу папка покупает большую мороженку за семь
штук, а ему папаня не может купить даже самое дешевое, за две. Ты глаза у
ребенка при этом видела? Он же даже не хнычет, он не понимает…
– Ну ладно, а вот вырос он у тебя, – сказала
Даша. – И сказал ты ему: сыночка, чтобы тебе купить мороженку, я своих
продал, офицеров. Погоны запачкал, честь запачкал…
– Он эту честь жрать не сможет.
– Ну, а все-таки? – спросила Даша. – Блядь ты
такая, мы сыщики, офицера… Что он тебе скажет? Знаешь, почему эта философия на
хрен не годится? Потому что, если так жить, кто-то другой твоих детей продаст в
бордель для гурманов, а потом точно так же будет тебе смотреть в глаза и
объяснять, что его дети кушать хотели… Это сплошной беспредел, если такую
философию принять… Волк чужих волчат и то не жрет…
– Тебя бы на мое место, – сказал он с
непроницаемым лицом.
Даша видела, что он глух к любым аргументам. Да и сама не
собиралась долго напирать на мораль – и поздно, и абсолютно нерационально…
– Сколько он тебе платил?
– Мне хватало.
– А что потом? Обещал к себе взять?
– Обещал.
– Ишь ты, с устроенной судьбой… А ты, интересно, хоть
чуточку соображаешь, что вместо хлебного местечка получил бы заточку в бок? Ты
же в курсе всего дела, с самого начала…
Он досадливо поморщился, все так же лежа в неудобной позе:
– Слушай, Даша, я не думаю, что у тебя и в самом деле
крыша поехала, но вот лично я совершенно уверен, что ты гонишь натуральнейшую
пустышку. Виталий тут ни при чем. Нормальный мужик.
– А чего же он мне устраивает спектакли с экзотическими
наркотиками и высококлассными фотоаппаратами?
Толик покривил губы в усмешке – уже оживающей, почти
уверенной:
– У него на тебя контракт. Из-за усачевского заведения.
Понимаешь, люди серьезные, не нравится им, что ты глубоко копаешь… Вот и решили
немного притормозить.
– Это тебе друг Виталий сказал? – Даша, увидев
непроизвольный чуть заметный кивок, горько рассмеялась: – А ты веришь? Или
– хочешь верить?
– А почему бы мне и не верить? Ты, конечно, что-то все
время скрывала, но основную канву я знаю. Что у тебя есть на Агеева? Что
доказывает, будто он – Мастер? То, что он встречался с немцем? Так немец, чтоб
тебе было известно, не только ученый, но и акционер какой-то фирмы. Она сюда
гонит электронику, ясно? Немцу капает процент.
– Тоже от Агеева слышал?
– Да они при мне час обсуждали, как вытолкнуть с рынка
какую-то немецкую же фирмочку, я их возил на завод «Квант»… Тоже инсценировка?
– А почему бы и нет?
– Даша, ты и впрямь зациклилась…
Немец – еще и бизнесмен. Потому, быть может, француз у него
по пятам и ходит. Яснее ясного.
– А меня, значит, решили притормозить пользователи
ряженых девочек?
– Вообще-то, они с тобой могут и договориться… Хочешь,
Виталий устроит? Даш, ты извини, что я тут наврал… Ты с ним созвонись, можно
прямо сейчас, и обговорите… Тебя же тоже никто не заставляет продавать контору.
Уйдешь туда, в «Терминатор»…
– Это ты сам придумал или Агеев?
– Был у него и такой запасной вариант. Что, и дальше
будешь сидеть на грошах?
– Благодетель ты мой… – сказала Даша. – Нет,
ты и в самом деле не понимаешь, как тебя в качестве болвана используют?
Но видела по его упрямому лицу, что он понимать не хочет. Та
модель действительности, какую в его воображении создали, его вполне
устраивала. Пока платили.
Не рассказывать же ему про загадочные кассеты? Про разговор
с Фролом? Отрезанный ломоть, тварь…
– Ладно, чего воду в ступе толочь, – сказала Даша
решительно. – Ты мне сейчас все подробно расскажешь – как у вас с ним
все завязалось, как получал задания, что делал…
Он, извиваясь, ухитрился подняться в сидячее положение,
чтобы не упасть, привалился спиной к дивану. И, глядя ей в глаза, усмехнулся
совсем уж дерзко:
– Нема дурных, Дашенька.
– Я ж тебя, козла…
– Не надо, – сказал он, досадливо поморщившись. –
Ну что ты мне сделаешь? Пытать будешь? А что с тобой потом на Черского сделают
за такие художества? На тебя ж материала – выше крыши, и половина – от
психиатров…
Даша посмотрела на него даже не яростно – удивленно:
– Ты что, решил, что пойдешь отсюда своими ножками?
– А как иначе? Я, Даш, зверь сейчас, за детенышей
бороться надо. Которых ты кормить не будешь… А метод борьбы у меня один:
молчать, как Зоя Космодемьянская. Хлопнуть ты меня не хлопнешь, не такая дура.
А заявление мое ляжет не в папочку к анонимным фоткам и подписанным телегам, а
в досье к тем самым психиатрам… Ты сначала докажи, что я к тебе в квартиру
лазил. Что это я кысаньку подвешивал. Да и не было никакой кысаньки, тебе
почудилось, о том и рапорт есть…
– Ну, а сейчас как ты у меня оказался?
– В дверь вошел, – хохотнул Толик. – Зная
твое состояние и все пережитые невзгоды, пришел по-дружески навестить. Могу я в
столь поздний час зайти по-дружески навестить свое непосредственное начальство?
Которое ценю, люблю и уважаю? Беспокоился я за тебя, вот и зашел морально
поддержать… Только ты с дикими глазами и пушкой наголо на меня вдруг
накинулась, руки-ноги спеленала и начала шизу гнать… Ну не надо на меня так
смотреть! Я ж говорю, мне детей защищать следует…
– А это? – Даша коснулась босой ногой валявшейся
на полу черной сумочки.
