Тестюшка Марзукова вне подозрений. Не оттого, что
высокопоставленный, а оттого, что и его никто и никогда не возьмет в серьезную
игру…
Дарий Петрович Москалец до того, как грянула перестройка,
прозябал обычным кандидатом химических наук, одним из превеликого множества
наштампованных без меры в советское время. Недостижимая мечта для таких – даже
докторская диссертация, не говоря уж о Государственной премии. И киснуть бы ему
дальше над вонючими колбами, негодуя на задержки зарплаты и вторжение страшного
рынка в уютные интеллигентские будни с чайком на рабочем месте и бесконечной
трепотней. Или наоборот – бросил бы истощенную ниву науки и подался в
«челноки», волоча из Харбина наперекосяк сшитые пуховики со вшами и самопальную
водку, от которой в Шантарске дохли даже стойкие, как тараканы, бичи.
Случилось третье – Москалец попал в струю и помчал по ней,
пеня водичку плавниками. Тысячи кандидатов околовсяческих наук листали ночью
под одеялом унылые диссидентские брошюрки – но в профессиональные и хорошо
оплачиваемые борцы за демократическую идею угодили единицы. Вроде Москальца. На
заре перестройки он боролся за реформирование КПСС в духе подлинно ленинских
принципов, потом боролся с партократией, дабы передать всю полноту власти
Советам, попозже боролся против самих Советов, мешавших ударному строительству
светлого капиталистического будущего, – одним словом, колебался вместе с
линией, что твоя синусоида. Говорили, что вполне искренне. Интеллигенты всегда
колеблются вместе с линией совершенно искренне. Представителем президента в
Шантарской области Москалец стал еще в ту романтическую пору, когда о ваучерах
и слыхом не слыхивали, а тараканьи усы Руцкого в глазах любого
интеллигента-демократа олицетворяли гордую поступь российской свободы.
Вот только с тех пор много воды утекло – и еще больше уплыло
денежек на зарубежные счета. Но к последним Москалец не имел никакого
отношения. Недовымершие, классические демократы сахаровского розлива считали
его человеком предельно честным. Циники же с ухмылочкой уверяли, будто Москалец
просто-напросто оказался недостаточно умен и оборотист, чтобы войти в долю или
хотя бы обеспечить себе регулярный скромный процентик. Хомо сапиенс изначально
устроен так, что делиться не любит, особенно с бессребрениками-идеалистами.
Особенно на одиннадцатом году перестройки, когда все уже поделено, все
схвачено, и всякий почти представитель президента, невзирая на его деловые
качества, рассматривается как лишний рот и вызывает у определенной категории
делового народа резонный, в общем-то, вопрос: «А этому-то с какой стати
отстегивать»? Тут уж кто успел, тот и съел…
Единственное, что поимел Москалец от рыночных перемен –
роскошные хоромы в роскошном «новорусском» доме на тихой улице имени красного
подпольщика Пермякова, сложившего голову в борьбе против колчаковцев за
торжество мировой революции (а по другим данным – спьяну пристреленного из
верного маузера соратником по борьбе, партизанским атаманом Щетининым,
приревновавшим Пермякова к боевой подруге). Ни в чем доходно-коммерческом
Москалец, как было известно совершенно точно, не участвовал ни с какого боку и
находился в положении достаточно пикантном – если злые языки не врали насчет
того, что будущим летом случатся-де президентские выборы. На Руси исстари повелось,
что всякий новый самодержец обычно менял ближних бояр, дьяков и воевод, причем
в первую очередь сыпались бессребреники и идеалисты. Как цинично выразился
Глеб, коли уж Москальца вот уже год не облаивают печатно ни коммунисты, ни
национал-патриоты, это означает, что рейтинг Дария Петровича упал ниже
абсолютного нуля…
Суммируя и резюмируя, можно твердо утверждать со всей
уверенностью, что на роль закулисного вершителя темных дел и теневой коммерции
тесть Марзукова безусловно не годится. Информатор из казино «Жар-птица» сообщал
недавно, что Юля Марзукова, в девичестве Москалец, напившись в баре с подругой
школьных лет, а ныне супружницей юного преуспевающего бизнесмена, ругательски
ругала пентюха-папочку, так и не научившегося делать деньги, даже деревянные…
– Здесь сворачиваем? – спросил Федя.
– А? – Даша очнулась от раздумий. – Нет, до
следующего дома проедь, а там под арку…
– Они есть замешаны в криминаль? – спросил с
заднего сиденья мсье Флиссак.
– Вряд ли, – задумчиво сказала Даша. – Так,
формальности…
10.34 по шантарскому времени.
«Москвич», скрежеща потрепанной коробкой передач, въехал в
обширный двор, насквозь продуваемый ветром и почти пустой, если не считать
непонятно чьего склада, двойного рядка гаражей и десятка автомобилей, стоявших
впритык к решетке, ограждавшей выступающие колпаки газгольдеров, похожих на
купола уэллсовских марсиан (этот квартал готовил пищу исключительно на газе и
оттого был в выгодном положении по сравнению с электрифицированными, где то и
дело отключали свет без всякого предупреждения).
– Туда, – показала Даша. – Где витрины
разрисованы.
– Там же магазин?
– Это вывеска осталась…
Магазин «Фрукты-овощи», вмонтированный некогда прямо в жилой
дом, давно уже перестал существовать, как и купившая его фирма, прогоревшая на
антиквариате (казалось, что вот-вот достроят двадцатиэтажную гостиницу, и
интуристы хлынут потоком – но отель четвертый год зиял пустыми окнами, а у
аборигенов окрестных районов были заботы поважнее покупки антиквариата). Фирма
тихо исчезла, а магазин приобрел под студию Марзуков, в ту пору гораздо более
денежный, – благо почти рядом торчал высоченный небоскреб Шантарского
речного пароходства, на чьей крыше и установили антенну передатчика. А огромные
буквы «Фрукты-овощи» просто поленились отрывать с козырька. Тр-рах! Дверь
телестудии распахнулась с грохотом, оттуда выскочил человек в сизом милицейском
бушлате, согнувшись и держась за левую ногу, закултыхал прочь. Короткий
треск – и он замер, нелепо дернулся, скрючившись, стал опускаться наземь.
– Тормози! – отчаянно заорала Даша.
Едва успела схватиться за ручку – Федя вдарил по тормозам,
«москвичок», клюнув носом, замер метрах в тридцати от неподвижного тела. Даша
еще успела подумать, что на студии нет никакой милицейской охраны, – и тут
в приоткрывшейся двери сверкнул металл, загрохотала автоматная очередь, метрах
в двух перед машиной взлетели фонтанчики из мерзлых крошек земли.
Федя без приказа дал задний ход, машина, нестерпимо взвыв,
прямо-таки прыгнула назад. Даша уже стреляла прямо через лобовое стекло – раз,
два! Стекло с ее стороны покрылось паутиной трещин, но она успела рассмотреть,
что дверь проворно захлопнулась.
Сзади охнул француз.
– Ложись на пол! – закричала Даша. – Федя,
газу!
Машина, летя кормой вперед, отскочила за унылое здание
склада. Новая автоматная очередь вслед – из разбитого окна рядом с дверью,
где-то сзади посыпалось стекло, пули визгнули по глухим стенам из
темно-красного кирпича.
Поймав растерянный взгляд Феди, Даша распорядилась:
– Глуши мотор! Рацию! Француза стереги!
