Она вернулась в кабинет, осененный Майклом Джексоном, взяла
прямоугольную трубку. Семен Семеныч вежливо уточнил:
– Можете не представляться. И задавайте любые потребные
вам вопросы. Мне вас оставить?
Даша мотнула головой, прижала трубку к уху и спросила:
– Алексей Егорович?
– Да, я слушаю, – послышался чуть настороженный
голос папеньки беспутной Инги.
– Мне у вас нужно кое-что уточнить. Ваша дочь в городе?
– Нет. После всех этих историй я ее отправил… подальше.
Видимо, потому-то от Инги и не поступило заявления типа
Светочкиного – не добрался до нее больше Агеев…
– У вас есть акции Кангарского молибденового?
– Да.
– И последний вопрос, возможно, вам он покажется
дурацким, но мне нужен максимально обстоятельный ответ. Вы, телевизор часто
смотрите?
– Я его вообще не смотрю. Сводку новостей по газетам
готовит референт. Если есть настроение и время, смотрю по видео два-три фильма
в неделю.
– А где кассеты берете?
– Секретарь привозит с Домбровского.
Снова все сходится. Идеально. Студия проката на Домбровского
– контора мощная, заложена, когда Марзуков еще не занялся делом, никак он не
мог на Домбровского влезть. Слишком сложно было бы все устроить…
– Спасибо, – сказала Даша и положила трубку.
На пороге вырос мрачный парень в свитере и без шапки –
значит, на машине прикатил, автоматически, по привычке отметила Даша, –
протянул Семен Семенычу самый обычный пластиковый пакет с картинкой в темных
тонах, не позволявшей увидеть со стороны содержимое. Подождал немножко и, не
получив никаких приказаний, улетучился, словно призрак.
– Ваш заказ, – тоном привычного ко всему пожилого
официанта сообщил Семен Семеныч, передав пакет Даше. – Если вам нужно
опробовать со стрельбой, есть подвал…
Даша рассовала мелочи по карманам, отвела затвор, пару раз
спустила курок тяжелого «ТТ». Смазан он был отлично. Все же она для проверки
вставила полную обойму и, орудуя затвором, звонко выщелкнула патрон за
патроном. Ни одного перекоса.
– Я бы вам посоветовал сесть и написать
заявленьице, – сказал Семен Семеныч. – Вот бумага и авторучка. Мною,
капитаном Шевчук, данная игрушка была три часа назад отобрана у неизвестного
лица ярко выраженной кавказской национальности, сумевшего скрыться благодаря
дождю, снегу и туману… Право же, такая бюрократия упрощает жизнь. Как говорил
один мой друг – жить надо так, чтобы вам доказывали…
Пожалуй, он был прав. Даша старательно написала заявку на
имя Дрына.
– Может быть, вам нужно, чтобы в определенное время вас
видели где-нибудь в другом месте три-четыре вполне благонадежных гражданина?
– Нет, это лишнее, – сказала Даша.
– Если понадобится, заходите без церемоний. Я могу
доложить, что у вас наметились успехи?
– Скажите пока, что наметились следы, – сказала
Даша. – Я человек суеверный…
– Сам такой. Хочу вам еще раз напомнить: вещественные
улики не обязательны. Достаточно твердой уверенности и вашего слова.
Потребуется помощь – звоните немедленно.
– Хорошо, – сказала Даша. – До свиданья.
– До свиданья. Звоните, заходите запросто…
За ней не следили.
Машину она оставила в квартале отсюда – кто их знает,
прилепят «маячок» и сядут на хвост. В конце концов, Фрол ей тоже ничего не
обещал… Для надежности еще покружила по окрестным улицам, подсмеиваясь над
собой, – надо же, шантарская Рыжая Соня… И, окончательно убедившись в
отсутствии всех и всяческих «хвостов», поехала к дому, где прятала Флиссака.
Глава 18
Долгожданная душевная беседа
– Самое главное – не вздумайте мне мешать, –
сказала Даша. – Что бы я ни делала. Вернее, как бы себя ни вела.
Флиссак нервно усмехнулся:
– Мадемуазель Дария, я работаю не в архиве министерства
сельского хозяйства.
– Все равно, кто там знает вашу нежную европейскую
душу…
– Я боюсь одного: провалиться прочно. У ваших властей,
в конце концов, нет причин относиться ко мне с отеческой нежностью.
– Не бойтесь, – сказала Даша. – Мне самой не
нужны неприятности. У вас хоть посольство за спиной…
– Вы полагаете, посольство станет поднимать шум из-за
изобличенного промышленного шпиона? У вас чересчур романтические представления
о Европе, простите…
– Ну, нельзя же без романтики… – пожала плечами
Даша. – Нам лет десять вбивали в голову, что западнее ГДР начинается сущий
Эдем. Я, понятно, не верю – везде одно и то же, а в Лондоне вдобавок и туманы,
но это крайне жестоко, мсье, лишать женщину романтических грез…
– Вы удивительная женщина, – сказал
Флиссак. – Не знаю, смог бы я в вашем положении держаться столь же
уверенно…
– Когда страна прикажет быть героем, у нас героем
становится любой, – засмеялась Даша. – Была такая песенка… Пошли?
Она заперла машину и первой направилась к двери телестудии
«Алмаз-ТВ». Дверь осталась прежней, какой ее Даша помнила.
«Неаккуратно, – подумала она. – Психологически
недостоверно. Я бы на их месте после столь жуткого налета поставила бы
железную, телекамеры посередине бы всобачила – для пущего нагнетания страстей,
чтобы уверить всех, будто отныне боишься каждого куста…»
После ее прошлого визита в коридоре кое-что изменилось –
ящики с аппаратурой исчезли, отчего коридор стал вдвое просторнее, и примерно
посередине стоял дешевенький письменный стол производства местного ДОКа. За ним
восседал охранник, безуспешно гадая, чем бы таким ему заняться, чтобы не
помереть со скуки. Даша махнула у него под носом нераскрытым удостоверением, но
он и не потребовал более детальных объяснений, окинув ее чисто мужским
взглядом, без тени профессионального рефлекса.
Кабинет у Марзукова был крохотный, но отделанный с большим
тщанием, в синих и темно-красных тонах, напичканный всевозможными электронными
игрушками – телефакс, компьютер с множеством сопутствующих агрегатов, всех,
наверное, какие только можно к нему подключить: видеодвойка, ксерокс, еще
какие-то штуки, абсолютно Даше не известные, но крайне авантажно выглядевшие, с
кучей лампочек, клавишей, окошечек, эмблем известных фирм и загадочных надписей
на иностранных языках (и даже иероглифических). Вряд ли половина этого была
необходима в офисе директора дышавшей на ладан частной телестудии – Марзуков
тщился выглядеть.
Он встал из-за обширного стола, неведомо как протиснутого в
дверь, – должно быть, по частям – лицо исказилось в приступе детской почти
злости:
– Опять вы?!
Оглянувшись, Даша удовлетворенно кивнула, увидев на двери
внутренний замок. Взглядом показала на него французу. Спросила:
