– Вы знакомы? Мсье Марзуков – мсье Флиссак…
Обошла стол, напоминавший контурами гигантскую фасолину, и с
нескрываемым наслаждением врезала по пухлой, гладенькой физиономии – вскользь,
так, чтобы ребро ладони чувствительно угодило по шее под ухом.
Марзуков упал в мягкое кресло. Безжалостно щелкнул замок.
Даша подошла к зарешеченному окну, посмотрела на серую гладь
Шантары, на знаменитый мост. Спокойно закурила, обернулась и спросила:
– Вам никто не говорил, что ваш кабинет напоминает
колерами французский флаг?
Марзуков таращился на нее испуганно и удивленно.
– Значит, никто, – сказала Даша. – Синее и
красное. Не хватает, как легко догадаться, белого. Но сдается мне, ваша
физиономия этот недостаток восполнит…
Достала «ТТ», звонко оттянула затвор и уперла дуло Марзукову
в ухо, левой рукой ухватив за волосы. Пожалуй, его физиономия теперь и впрямь
могла дополнить икебану, придавая чисто французский колорит.
– Мозги будут на стенке, – сказала Даша
холодно. – Как у того вашего бедняги. Только там была простая побеленная
стена, а на ваших синих обоях все будет выглядеть гораздо сюрреалистичнее.
Совершенно в духе Дали. «Мозги проныры на стенке». Вам нравится Дали?
Флиссак, с каменным лицом усевшийся у двери, наблюдал эту
сцену и не препятствовал. Глаза, правда, стали чуточку испуганными –
определенно вспоминал о загадочной славянской душе.
– Да вы же не станете…
– Стану, – сказала Даша. – Я же шизанутая, вы
не забыли? Или наркоманка со стажем, – и с хорошо разыгранным бешенством
прошипела: – Я тебе мозги вышибу, как пробку из бутылки, козел! Ты мне жизнь
поломал! Из-за тебя, сучонка, травят, как волка позорного! – И посильнее
вогнала дуло в ухо. – Мне сидеть – ну и хрен! Отсижу, выйду. А твои мозги
будут совочком соскребать…
Все патроны лежали у нее в кармане, и обойма, и ствол были
пусты, пистолет сейчас годился только на то, чтобы забивать им гвозди. Расчет
был довольно бесхитростным и опирался на две фундаментальных аксиомы.
Во-первых, Марзуков – трус, слабак и шестерка. Во-вторых, он молодой, даже
моложе Даши, и, как многие его ровесники, взахлеб глотавшие западные боевики (а
он был видеоманом, Даша точно выяснила), незаметно проникся кое-какими
стереотипами жанра. Иначе и быть не может, кабинетик тоже, несомненно, взят
откуда-нибудь из «Биржи». Он тысячу раз видел такую ситуацию на экране:
оклеветанный, подставленный и скомпрометированный сыщик, остервенев, врывается
к роковому Главному Злодею, попирая законы, наплевав на все законы, одержимый
лишь жаждой мщения. И в такой ситуации, как учит нас важнейшее из всех
искусств, сыщик без колебаний вышибает злодею мозги.
С человеком постарше и потверже духом этот номер, пожалуй
что, и не прошел бы. Но, судя по белому лицу Марзукова, он искренне верил, что
кинематографические штампы сработают и в реальной жизни.
Зазвонил телефон. Даша сняла трубку левой рукой, послушала и
сказала:
– А его нет. И не будет. В администрацию уехал.
Дверь, обитая настоящей кожей, была, безусловно,
звуконепроницаемой. Страсть Марзукова к роскоши сыграла с ним злую шутку. Если
особенно не орать, никто и не заподозрит, что внутри идет задушевная беседа.
– Ну, мы будем говорить или раскинешь мозгами? –
спросила Даша нежно. – Это все можно и без выстрелов прекрасно оформить.
Обернулась к Флиссаку:
– Дорогой, ты не забыл ножик взять?
Флиссак полез в карман и продемонстрировал нож-выкидушку,
купленный Дашей четверть часа назад в комке поблизости.
– Чтобы колоть, он не годится, – сказала
Даша. – Ударишь – и закроется. Но мне-то всего и нужно – по сонной артерии
полоснуть. А потом доказывай, что ты не сам себе глотку перерезал из-за
внезапной депрессии, безденежья или женушкиных измен…
Марзуков что-то бормотал. Даша наклонилась послушать.
– …так и думали, что вы там связались с французами…
– А чем франк хуже марки, петух ты долбаный? –
осведомилась Даша самым циничным тоном, на какой была способна. – Так
хорошо жилось, а ты мне все поломал, скот…
– Это не я… – пролепетал он. – Это они…
Ну, наконец-то, облегченно вздохнула про себя Даша, сохраняя
на лице предельную свирепость. Когда начинают, хныча, сваливать все на других –
общение, считай, наладилось, лед тронулся…
– Кто, солнышко мое? Я же, кроме тебя, никого в прицеле
не вижу… Они далеко, а тебе задницей рассчитываться приходится. Агеев?
– И Москалец тоже, – сказал Марзуков,
потея. – Москалец и есть мозговой центр, а Терминатор стреляет и режет, он
ничего другого делать и не умеет, «зеленый берет» хренов… Но в рамках этих
задач у него голова, признаю, работает. Только он, по-моему, больной. На
голову.
– Да все вы тут больные на голову… – сказала Даша,
но, почувствовав, что впадает в совершенно не нужную для дела патетику, резко
сменила тон: – Чья это была идея? Я о двадцать пятом кадре.
Марзуков дернулся, жалобно уставился на нее:
– Так вы знаете?..
Флиссак аж подался вперед, навострив уши.
– Доперла в конце концов, – не без законной
гордости сказала Даша. – С подсказками, правда, но все равно доперла. Ты
сейчас будешь смеяться, но, как мне объяснил самый настоящий доктор медицинских
наук, без вашего ЛСД я могла и не додуматься. Вот так… Или додумалась бы, но
гораздо позже. А вы мне фантазию расшатали, тормоза сняли… – Она
обернулась к напарнику: – Неужели еще не доходит, мон анж? При демонстрации
фильма сознание фиксирует лишь двадцать четыре кадра в секунду. Если
вмонтировать двадцать пятый, человек не осознает, что он увидел, не вспомнит, если
его спросят, – но в подсознании эта информация впечатается намертво. И
если это рекламный призыв, у человека появляется неудержимая тяга его
выполнить…
– Мон дье! – сказал Флиссак потрясенно, добавил
несколько фраз на родном языке. – Все искали нечто электронное,
психотронное, коварнейше-сложное… Ну конечно же, двадцать пятый кадр,
хрестоматийный опыт американцев еще в конце пятидесятых… «Покупайте попкорн!»
– Ага, – сказала Даша. – Хорошо забытое
старое. Тогда после «заряженного» фильма зрители все окрестные ларьки с
попкорном повымели подчистую. Сами не понимая, с чего их вдруг потянуло на
кукурузу. А если вместо кукурузы предлагают продавать имеющиеся у тебя акции? И
непременно определенной фирме? И вдалбливают это часами, неделями… Настойчиво
повторяют, должно быть, что акции самые ненадежные, что они вскоре совсем
обесценятся и нужно от них поскорее избавиться? Сдается мне, родной папаша
поймался на эту штуку. Тут у любой акулы бизнеса поедет крыша, не говоря уж о
простом неискушенном народе вроде Лени Залупкова… кстати, у простого народа
акций тех четырех предприятий, да и Кангарского, было немало. Вот вам и
разгадка, отчего мсье Марзуков устроил студии кабельного телевидения не только
в престижных районах, но и там, где живут работяги, мелкие акционеры, курочка
по зернышку клюет…
