Всё-таки он решил продолжать раскопки, двигаясь вдоль берегового откоса на восток, где моренные отложения достигали всего двух метров. Он зачистил восточную стенку обнажения — доледниковая поверхность земли была почти ровной и не имела уклона в сторону реки: по-видимому, её современное русло образовалось во время таяния ледника. Поэтому, кроме раскопок, следовало тщательно обследовать речку вниз по течению — камни со следами человеческих рук могли быть разнесены на многие десятки километров. Русинов начал вскрывать намеченный участок и вдруг услышал над головой голос пчеловода:
— Да, рыбак-рыбачок, тебе и бульдозера не надо! — Он сидел на валуне, торчащем из берегового склона. Эта его привычка подходить неслышно и говорить неожиданно громко заставила вздрогнуть Русинова, погруженного в свои размышления.
— Молодец! — без всякой иронии, откровенно похвалил Пётр Григорьевич. — Это же надо — столько земли переворочал!
Русинов воткнул лопату и выбрался из раскопа. Пчеловод неторопливо спустился к нему, на ходу осматривая пробитую в берегу щель и качая головой.
— Какая ярость должна в человеке гореть, чтоб землю так рыть! — восхитился он и вдруг мгновенно забыл о яме. — Пошли! Я что пришёл-то! Пошли скорей!
— На обед, так ещё рано… — начал было Русинов, но Пётр Григорьевич возбуждённо потянул за рукав:
— Какой обед? Идём, что-то покажу! Увидишь — про обед забудешь!
Его глаз с расширенным чёрным зрачком ликовал.
Русинов и не подозревал, что на пасеке, пока он ковырялся в раскопе, гостей увеличилось втрое. Возле избы лежала куча огромных рюкзаков с притороченными к ним палатками и спальными мешками, а отдельно, в чехлах, треноги и какие-то приборы. Шесть человек с лопатами в руках что-то копали метрах в ста от пасеки, наверное расчищали площадку для лагеря. После прошлой ночи, когда в этом глухом углу они остались вдвоём с Ольгой — дядю Колю можно было не считать, — он ощутил свободу и какой-то радостный, выжидательный покой. Теперь даже появление шести человек показалось Русинову многолюдьем, московской толчеёй. И сразу куда-то пропало очарование тишины, пустынного места; незнакомые, чужие люди отнимали у него то равновесие души, что установилось уже за эти несколько дней на пасеке. Судя по вещам, приехали какие-нибудь альпинисты или геологи, а это значит, по вечерам, когда начинают петь ночные птицы, будешь слушать ор, гам, гитарный дребезг. По крайней мере, с неделю, пока не устанут либо не затоскуют и не научатся слушать тишину.
Эту новую команду гостей, похоже, привёз откуда-то Пётр Григорьевич и теперь ликовал от обилия народа.
— Ох, сейчас как весело будет! На целый месяц приехали!
Чтобы не показывать своих чувств, Русинов ушёл к бане, где возле чана дежурила Ольга. Видимо, она тоже была не в восторге. Дядя Коля лежал распятый и заваленный парящей пихтовой лапкой.
— Вам ещё рано, — заметив любопытство Русинова, сказала она. — Сеанс будет после обеда.
— Меня зачем-то Пётр Григорьевич притащил, — сознался он и отошёл от чана — не подпускала и близко! — Я там мирно ловил рыбу… Только клюнуло, а он — пошли!
— Не оправдывайтесь!
— Оля, не знаете, что за представление будет? — спросил Русинов и сел с ней рядом на скамеечку возле бани. — Говорит, покажу что-то, — не показывает…
— Известно что! — усмехнулась она. — Опять будут учить летать.
— Летать? — изумился он. — На дельтаплане, что ли?
— Да… Третий год пошёл. — Она вздохнула. — В позапрошлом году был вывих шейных позвонков, в прошлом году — руку сломал, лучевую кость… Что нынче будет?
— Это что за люди?
— Это не люди, это пришельцы-«тарелочники», — серьёзно сказала Ольга. — Погодите, сюда ещё «снежные человеки» нагрянут…
— Ну, и летают здесь «тарелки»?
— Представьте себе, каждую ночь!
— Почему же мы не видели? Вчера, например.
— Пока пришельцев нет здесь — «тарелки» не летают, — объяснила она. — Редко-редко… А как приедут — десятками. Они говорят, это у них период активности начинается. Вот и приезжают к этому периоду. Может, уже сегодня полетят.
Русинов никогда не видел этих «тарелок», хотя рассказов о них наслушался достаточно. Одно время проблемами НЛО заболел сосед по московской квартире и заразил тогда его десятилетнего сына Алёшу. Тот обклеил себе комнату снимками с какими-то неясными пятнами различной формы и погрузился в литературу. Благодаря этому он стал читать по-английски и в конце концов увлёкся языком — и то польза.
— Пойдём смотреть на «тарелки»? — предложил он, оживившись.
— Погодите ещё, — остановила Ольга. — Как полёты пройдут. А то свернёт себе шею, Икар…
— А они существуют, эти «тарелки»? — спросил Русинов. — Или плод зрительной фантазии? Галлюцинации?
— Не знаю, — пожала плечами Ольга без всякого интереса. — Я каждое лето вижу, летают. В прошлом году больше появлялись во-он оттуда, — она указала за речку. — Иногда из-за хребта вылетают… Да сами увидите.
— Ну а снежные люди?
— Эти в горах где-то живут…
— И что, видели?
— Сама не видела, — улыбнулась она. — Но у меня дома куча фотографий. Мне один «снежный человек» подарил. Ухаживал тут за мной и подарил.
— За вами ухаживал снежный человек? — рассмеялся он. — Любопытно! Я вас ревную!
— Жалко, что не настоящий, — серьёзно проговорила она. — А этот был как раз по вашему профилю…
— А они есть, настоящие?
Ольга помолчала, и Русинов в короткую эту паузу уловил в её глазах тень какой-то давней мечты, ставшей сейчас уже просто воспоминанием и тоской. Вдруг ему вспомнилась Инга Чурбанова, спасённая Данилой-мастером. Детский её рассказ с течением времени отчего-то всё меньше походил на сказку.
— Наверное, есть, — проговорила Ольга. — Только не такие, как на фотографиях… Там они похожи на обезьян. Подозреваю, что подделка. Фотомонтаж.
Русинов отыскал палку, чтобы начертить на земле таинственный знак и показать Ольге, и не успел. От избы вприпрыжку бежал возбуждённый Пётр Григорьевич.
— Ага! — закричал он, словно поймал Русинова на месте преступления. — Да ты, рыбак, не промах! Вижу, на кого удочку забрасываешь! Какую рыбу белугу выловить хочешь! На минуту оставить нельзя!..
Он заглянул в чан, пощупал рукой пихтолапку, занырнул поглубже — остался доволен.
— Ну, идём! — приказал он. — А то вон ветер подымается, погода портится, скорей! И ты, костоправша, собирайся! — Он снова сунулся к чану. — Эх, пермяк-солены уши, не поглядишь! Ну ничего, лежи. Как одыбаешься, ходить начнёшь — посмотришь!
Пришельцы уже вытащили дельтаплан на взлётную полосу, только что удлинённую, и теперь кружились возле него. Русинов обрадовался, что лагеря «тарелочников» здесь всё-таки не будет: Ольга сказала, будто они сегодня же уйдут выше в горы, чуть ли не до самого перевала, где у них есть свой, давно обжитый стан и откуда виден горизонт на сотню километров.
