У последней изгороди девочек иногда встречал целый отряд детей мистера Симпсона, которые жили на дороге, ведущей через Черничную Равнину, в черном доме с красной дверью и красным амбаром на задворках. Ребекка сразу же почувствовала к Симпсонам большой интерес, потому что их было так много и были они такие же залатанные и заштопанные, как ее родной выводок на Солнечном Ручье.
Маленькое школьное здание с флагштоком на крыше и двумя дверями на фасаде - одна для мальчиков, другая для девочек - стояло на гребне холма. С одной стороны тянулись холмистые поля и луга, с другой - полоса соснового леса и сверкающая вдали река. Школа не могла похвастаться своим внутренним убранством. Все в ней было таким голым, некрасивым и неудобным, как и следовало ожидать, принимая во внимание, что деревни, располагавшиеся вдоль реки, тратили столько денег на ремонт и перестройку мостов, что были вынуждены экономить на школах. В одном углу на возвышении стояли стол и стул учительницы, на стене висела карта Соединенных Штатов и две классные доски, рядом стояла грубая печка, которую не чаще чем раз в год красили черной краской, и десятиквартовое жестяное ведро, а на полке в углу лежал ковш с длинной ручкой. Ученики, которых во времена Ребекки насчитывалось лишь около двадцати, сидели за деревянными партами. Скамьи были выше в задней части комнаты, и сидели там более образованные и длинноногие ученики, положению которых можно было во многом позавидовать, так как они одновременно были и ближе к окнам, и дальше от учительницы.
Пожалуй, здесь существовало что-то вроде разделения на классы, хотя, вообще говоря, не было и двух учеников, которые учились бы по одному и тому же учебнику и достигли одинакового успеха в какой-либо области знаний. В частности, Ребекку было столь трудно отнести к какому-либо классу, что мисс Дирборн после двух недель раздумий полностью отказалась от подобных попыток. Ребекка читала те же произведения, что и Дик Картер и Ливинг Перкинс, готовившиеся к поступлению в учительскую семинарию, отвечала арифметику с маленькой шепелявой "Шужан Шимпшон", географию - с Эммой-Джейн Перкинс, а грамматикой занималась после уроков наедине с мисс Дирборн. Хотя голову ее и переполняли умные мысли и необычные фантазии, сочинения она в первое время писала плохо. Тяжкие труды самого процесса письма наряду с добавившимися трудностями орфографии и пунктуации плачевным образом препятствовали свободному выражению мыслей. Историю ей предстояло изучать вместе с классом Элис Робинсон, занимавшимся темой войны американских колоний за независимость. Хотя Ребекке было приказано начать с открытия Америки, она за неделю усвоила ход событий до самого 1775 года, а через десять дней прибыла в Йорктаун
[14]
, где класс, очевидно, встал на летние квартиры. Затем, обнаружив, что дополнительные усилия ведут лишь к тому, что ей приходится отвечать урок вместе со старшим из Симпсонов, она добровольно отступила, ибо пути премудрости не были приятными путями, а ее собственная тропа - тропой мира, если приходилось пролагать их в обществе Маятника Симпсона. Сэмюела Симпсона называли Маятником из-за того, что ему было невыносимо трудно принять любое решение. Вставал ли вопрос о факте, правописании или дате, требовалось ли решить, что лучше - пойти купаться или удить рыбу, возникала ли необходимость выбрать книгу в библиотеке воскресной школы или леденец в деревенской лавке, - не успевал Маятник выбрать определенный план действия, как душа его с любовью устремлялась в совершенно противоположную сторону. Это был бледный мальчик, с соломенными волосами, голубоглазый, сутулый и заметно заикавшийся в моменты волнения. Возможно, именно из-за своей слабохарактерности в решительности Ребекки он находил особое очарование и не мог оторвать глаз от новой ученицы, хотя она относилась к нему с презрением, граничившим с яростью. Сила, с которой она затягивала развязавшийся шнурок туфли, движение, которым она перебрасывала через плечо косу, когда была возбуждена или раздражена, ее манера учить урок - книга на парте, руки скрещены на груди, глаза неподвижно устремлены на стену напротив - все было полно неизменной прелести в глазах Маятника Симпсона. Когда, получив разрешение учительницы, она подходила к ведру с водой и выпивала воды из ковша, незримые силы поднимали Маятника с его скамьи и толкали пойти и выпить следом за ней. В этом он находил что-то сродни общению и дружеской близости, а поравняться с ней на пути и встретить холодный и презрительный взгляд ее чудесных глаз было и страшно, и радостно.
В один из теплых летних дней жажда Ребекки превзошла все границы приличия. Когда она в третий раз попросила позволения утолить ее из общественного источника, мисс Дирборн кивнула в знак согласия, но при этом недовольно подняла брови. Напившись, Ребекка положила ковш на место, и тогда Маятник быстро поднял руку. Мисс Дирборн снова утомленно кивнула.
- Что это с тобой сегодня, Ребекка? - спросила она.
- Я ела соленую макрель на завтрак, - ответила Ребекка.
В этом ответе не было ничего смешного, он был простой констатацией факта, но по школе пронеслось неудержимое веселье. Мисс Дирборн не шутила сама и не любила чужих шуток. Лицо ее вспыхнуло.
- Я считаю, Ребекка, что тебе следует постоять пять минут у ведра. Возможно, это позволит тебе справиться со своей жаждой.
Сердце Ребекки дрогнуло: стоять в углу у ведра с водой под взглядами всех учеников! У нее вырвался гневный жест несогласия. Она сделала шаг к своему месту, но ее остановило распоряжение мисс Дирборн, сделанное более твердым, чем прежде, тоном:
- Встань у ведра, Ребекка! А ты, Сэмюел? Сколько раз сегодня ты просил воды?
- Это ч-ч-четвертый.
- Не трогай ковш, пожалуйста. Вся школа сегодня только тем и занимается, что пьет; на учебу совсем не остается времени. Я полагаю, ты тоже ел что-нибудь соленое на завтрак, Сэмюел? - язвительно поинтересовалась мисс Дирборн.
- Я ел м-м-макрель, к-к-как и Реб-б-б-бекка. (Неудержимое хихиканье всей школы.)
- Я так и думала. Встань с другой стороны от ведра, Сэмюел.
Ребекка низко склонила голову: ее душили стыд и гнев. Жизнь казалась невыносимо мрачной. Наказание само по себе было неприятным, но быть наказанной в паре с Маятником Симпсоном оказалось выше человеческого терпения.
Последним уроком в этот день было пение, и Минни Липучка, заслужившая свое прозвище тем, что вечно совала нос в чужие дела, пожелала спеть "У реки". Выбор был сделан из злых побуждений, и казалось, что песня имеет какую-то тонкую тайную связь как с ситуацией, так и с развитием событий в целом. Во всяком случае, явно была какая-то необычная причина для энергии и напора, с какими ученики снова и снова выкрикивали хоровое приветствие:
