Девочка осторожно взяла кожаный футляр и открыла его. Перед ней было простодушное, свежее бело-розовое лицо, такое выразительное, с такой доверчивостью во взгляде, что Ребекка была тронута до глубины души. Она показалась себе старой и опытной и смотрела на портрет с чувством, похожим на материнское. Ей сразу же захотелось утешить и поддержать это нежное юное существо.
- О, какое милое, милое, как цветок лицо! - прошептала она.
- Этому цветку пришлось вынести немало бурь, - сказал Адам печально. - Суровая погода этого мира согнула его тонкий стебелек, пригнула к земле его головку. Я был еще ребенком и не мог беречь и лелеять его, и не было никого другого, кто мог бы защитить ее от горя. Теперь я добился успеха, денег, влияния - всего, что могло бы тогда сохранить ее в живых и сделать счастливой, но уже слишком поздно. Она умерла, так как была лишена любви и внимания, нежности и ухода, и я никогда не смогу забыть об этом. Все, чего я добился, порой кажется мне таким ненужным, потому что я не могу разделить это с ней!
Это был новый мистер Аладдин, и сердце Ребекки трепетало сочувствием и пониманием. Теперь она знала, откуда этот усталый взгляд его глаз - взгляд, который он бросал иногда среди веселых речей и смеха.
- Я рада, что теперь знаю о ней, - сказала она, - и рада, что смогла увидеть ее именно такой, какой она была в тот день, когда завязывала под подбородком ленты этой белой шляпки и видела в зеркале свои золотистые локоны и небесно-голубые глаза. Разве не была она счастлива? Как бы я хотела, чтобы она могла остаться такой и дожить до того, чтобы увидеть, каким сильным и добрым вы выросли. Моя мама всегда печальна и занята, но однажды я услышала, как она, глядя на Джона, сказала: "В нем моя награда за все". И ваша мама подумала бы то же о вас, если бы была жива, и, быть может, думает там, где она сейчас.
- Вы умеете утешать, моя маленькая Ребекка, - сказал Адам, поднявшись с кресла.
Когда Ребекка встала, слезы еще дрожали на ее ресницах, и ему показалось, что он смотрит на нее новыми глазами.
- До свидания! - сказал он, взяв ее худые смуглые руки в свои, и добавил, так, словно увидел ее впервые: - Маленькая пунцово-белоснежная уступила место новой девочке! Если допоздна сидеть за уроками и стараться сделать работу четырех лет за три, то, вероятно, от этого должны потускнеть глаза и стать бледным лицо, но глаза Ребекки ярки, а на щеках розовый румянец! Ее длинные косы положены одна на другую так, что образуют сзади большую черную подкову, и завязаны наверху бантами! Она такая высокая, почти до плеча мне! Да куда же это годится! Как будет мистер Аладдин обходиться без своего доброго маленького друга? Он не любит взрослых юных леди в прекрасных изысканных нарядах и с длинными шлейфами: они пугают его и наводят на него скуку!
- О, мистер Аладдин! - с живостью воскликнула Ребекка, всерьез принимая его шутливые слова. - Мне еще нет пятнадцати, и я стану юной леди только года через три. Пожалуйста, не покидайте меня, пока не будете вынуждены это сделать!
- Хорошо, обещаю, - сказал Адам. - Ребекка, - продолжил он после недолгой паузы, - кто эта девушка с копной рыжих волос и очень светскими манерами? Она спускалась вместе со мной с холма. Ты знаешь, о ком я говорю?
- Это, должно быть, Хальда Мизерв. Она из Риверборо.
Адам приподнял лицо Ребекки, положив палец под ее подбородок и взглянул ей в глаза - глаза, такие же ласковые, ясные, по-детски простодушные, какими были они, когда ей было десять. Он вспомнил другие, дерзкие голубые глаза, бросавшие кокетливые взоры из-под полуопущенных ресниц, посылавшие быстрые, как молния, лучи из-под игриво приподнятых бровей, и сказал серьезно:
- Не становись такой, как она, Ребекка. Нежные цветы клевера, что растут в полях за Солнечным Ручьем, так сладки, ароматны и чисты; не стоит связывать их в один букет с яркими и броскими подсолнухами.
Глава 23 Новые трудности
Первый счастливый год в Уэйрхеме, когда так раздвинулись горизонты и появилось столько новых возможностей, завершился и ушел в прошлое. Ребекка продолжала заниматься и во время летних каникул, а осенью, по возвращении в семинарию, сдала несколько экзаменов, что должно было позволить ей, если она проделает то же самое в следующем году, пройти полный курс обучения за три года вместо четырех лет. Она вышла из этого испытания без особого триумфа - да он был бы и невозможен, если принять во внимание ее недостаточную подготовку, - но все же сумела показать себя удивительно хорошо по некоторым предметам программы и даже блестяще по другим, так что средний балл оказался вполне приемлемым. Вероятно, она не стала бы лучшей ученицей ни при каких обстоятельствах: ее легко опережали по математике и естественным наукам около десятка других девочек. Но по какой-то необъяснимой причине спустя некоторое время она стала заметной фигурой среди учащихся семинарии. Когда ей случалось совершенно забыть факты, необходимые для ответа на вопрос экзаменатора, она выдвигала свою оригинальную теорию, которая не всегда была верной, но обычно неповторимой, а иногда забавной. Латинскую и французскую грамматику она знала лишь сносно, но, когда дело доходило до перевода, ее свобода выражения, выбор слов, глубокое проникновение в самый дух текста восхищали ее учителей и приводили в отчаяние соперников.
- Она может ничего не знать о предмете, - говорила Адаму Ладду мисс Максвелл, - но понимает все в тот момент, когда получает ключ к разгадке. Большинство девочек напичканы всевозможной информацией, но при этом глупы, как овцы.
В первый год учебы, когда Ребекка просто приспосабливалась к новой обстановке, таланты ее, за исключением лишь немногих, остались незамеченными. Она была, несомненно, одной из бедных девочек: у нее не было красивых платьев, которые могли бы привлечь к ней внимание, к ней не приезжали гости, она не имела друзей в городке. У нее было больше уроков, чем у других, а потому меньше времени для общения с другими девочками, хотя, будь у нее такая возможность, она охотно уделила бы внимание этой радостной стороне школьной жизни. И все же человек всегда займет подобающее ему место, и к весне второго года учебы она, не прилагая к тому особых усилий, захватила такое же лидерство, какое прежде принадлежало ей в узком школьном кругу Риверборо. Она была единогласно избрана помощником редактора газеты "Уэйрхемский школьный кормчий", став таким образом первой девочкой, занявшей этот завидный, хотя и довольно обременительный и неблагодарный, пост, и когда первый номер, выпущенный под ее руководством, пришел к Коббам, дядя Джерри и тетя Сара не могли ни есть, ни спать от волнения и гордости.
- За нее всегда будут голосовать, - сказала Хальда Мизерв, когда обсуждали состоявшиеся выборы, - потому что, знает она что-то или нет, вид у нее такой, будто знает, и, способна она исполнять какие-то обязанности или нет, вид у нее такой, будто способна. Мне остается только желать, чтобы я тоже была высокой и смуглой и имела дар заставлять людей верить, будто я невесть что. Только вот мальчики хоть и называют ее красивой, но - вы заметили? - не докучают ей своим вниманием.
