Этих мужиков мытарили бы и таскали месяца два…
Утром же, незадолго до сеанса радиосвязи, вдруг снова пропал выход на космический спутник, а дублирующую систему связи глушили самым нахальным образом на всех частотах. Делать это могли лишь с мощных корабельных установок Северного флота, предназначенных глушить радиосвязь противника. А по утрам штаб «Молнии» получал кодированную развединформацию, принятую в Москве от «тройки» Отрубина. Во время планирования операции она была на вес золота, ценился каждый факт, каждая деталь — все, вплоть до личных впечатлений разведчиков. Чтобы осмыслить, сопоставить и проанализировать информацию, принятую за один сеанс, требовалось не меньше двух дней.
Вывод был прост и банален: кто-то умышленно вредил, сбивал темп работы, оттягивал время, чтобы потом обвинить в несостоятельности командира «Молнии» как планировщика операции и всю ФСК. Кто-то заставлял нервничать, вынуждал совершать опрометчивые, непродуманные действия, и если со спецслужбами противника можно было бороться, то здесь становилось невозможно определить, где противник и кто он конкретно. На любую жалобу последует десяток правдивых ответов, найдется сотня объективных причин, почему вовремя не состоялся сеанс радиосвязи — не было прохождения, неполадки на космическом спутнике, какой-то матросик случайно врубил глушилку…
В этот день «Молнию» мариновали без связи полтора часа, и этого уже было достаточно, чтобы сорвать ритм работы и чтобы окончательно убедиться, что дальнейшие пакости будут настойчивее и грязнее, а подлость своих ранит тяжелее, чем пуля противника. Почерк этой подлости был уже знаком: подобные шутки с радиосвязью проделывали в Доме Советов, когда была достигнута договоренность о прекращении огня и спецподразделения ФСК вошли в здание.
Когда же связь появилась, генерал не стал жаловаться Москве, ибо это было практически бесполезно — оттуда труднее достать непосредственных исполнителей провокации, которые по чьему-то приказу наверняка действуют вслепую, не зная, какие каналы и почему глушат, кого лишают радиосвязи. Он лишь запросил разрешение провести несколько учебных операций по захвату центров связи условного противника и получил «добро». И здесь приходилось использовать всемогущий принцип Северной Кореи — надеяться только на собственные силы. Затыкать каналы могли только с кораблей Северного флота — только там еще в этом районе оставались мощные радиолокационные станции.
Дед Мазай сам составил две группы, каждая из которых комплектовалась тремя «тройками», определил им задачу, вид вооружения и снаряжения — все, вплоть до позывных. Вся учебная операция должна была сниматься на видеопленку, поэтому в группах назначался штатный оператор. Отработка действий спецподразделения на «натуре», на военных объектах без заведомого предупреждения, требовала особой осторожности и видеодокументов, поскольку обиженные и оскорбленные командиры блокированных и взятых в «плен» частей иногда начинали мстить спецназу, заваливая высшее начальство рапортами и жалобами, — как-то надо было оправдываться, чтобы не впаяли несоответствие должности. Валили всё: от порчи имущества и боевой техники до ранения и смертей, якобы произошедших в связи с негласными учениями спецподразделения.
Весь день «тройка» радиоэлектронной разведки прослушивала эфир, и с помощью радиоперехвата уже к вечеру были установлены позывные всех крупных кораблей в Североморске и некоторых вспомогательных судов, стоящих и плавающих в Кольском заливе. А главное, сумели вычислить, что флагман флота «Адмирал Кузнецов» находится на рейде Ура-Губы, хотя предполагали, что он на базе Североморска. Оборудованный всеми новейшими и мощными средствами связи, он и в эфире был адмиралом, и потому решили, что, скорее всего, оттуда и глушат радиосвязь «Молнии». А начало учений между тем срывалось: куда-то запропастился вертолет «помоечников». Готовые к вылету бойцы ожидали возле посадочного пятачка и уже подремывали по солдатской привычке — урывать сон как только есть возможность, ибо неизвестно, придется ли прикемарить в течение ближайших суток. Бодрящий гул машины послышался уже в полной темноте, вертолет шел с включенными сигнальными огнями, и пилоты, уважая хозяев, испросили разрешения на посадку. Как позже выяснилось, задержка произошла в связи со срочным ремонтом противопожарной системы, которая срабатывала сама по себе и заливала левую турбину. А еще на ходу открывались створки задних дверей, и их пришлось связывать проволокой. Гости вели себя вежливо, но с достоинством, явились на сей раз с подарком — двумя ящиками свежей рыбы и мешком молоденьких огурцов — искали контакта, пожалуй, оставаясь в полном неведении, с кем имеют дело и что это за люди заняли брошенный военный городок, вооруженные до зубов, да еще в черных масках. Конечно, могли догадываться, что не бандиты, не бродяги, не случайные пришельцы, нашедшие приют в ничейных казармах; скорее всего, подозревали, что здесь расположился морской спецназ — другого быть не могло, и это подозрение следовало всячески поддерживать.
Генерал отозвал командира экипажа от вертолета.
— Командир, ты человек деловой, — сказал он. — Услуга за услугу. Мне с ребятами надо слетать в одно место. Забросишь сейчас, ровно через сутки заберешь там, где высаживал. Годится?
Пилот и в самом деле оказался деловым, сразу замялся, закхекал, что-то прикидывая: чувствовалось, мысль эта ему нравится, ибо нет лучше связки, чем деловая, однако намеревался что-то выторговать. — Где это — одно место? Если далеко, то машина у нас — сами видите, не очень надежная…
— В район поселка Видяево, — генерал умышленно не назвал точный пункт — Ура-Губу. — За полтора часа обернешься.
Он только затылок не почесал, а так и глаза закатил, и губами пошевелил, что-то высчитывая.
— Далековато… На хорошей бы машине — раз плюнуть, а на этой… Да еще через сутки забрать… Придется комэска уламывать, чтобы вылет позволил. Через сутки не наша очередь будет.
Вертолетчики Севера, кажется, жили тоже по северокорейскому принципу «че-че»…
— Ты скажи ему, что у локаторщиков медный кабель есть.
— Медный кабель? На медный он, пожалуй, согласится. Так что, я техников у вас на сутки оставлю? Пусть пока из земли-то его достанут да порубят. Вроде как заложников, чтобы причина была…
— Оставляй, — согласился генерал.
Через несколько минут дребезжащая машина с восемнадцатью бойцами на борту стартовала с базы в сторону Ура-Губы. Салон продувало насквозь, от вибрации стучали зубы и щекотало в ушах. Темная земля проносилась внизу, изредка поблескивая белым, еще не растаявшим льдом на озерах, низкие звезды пролетали мимо, как искры, — казалось, вертолет мчится с ураганной скоростью и вот-вот развалится от напора ветра. На самом же деле он тащился над самыми вершинами леса и иногда чуть ли не чиркал колесами по лысым вершинам сопок: пилоты не хотели попадать в поле зрения радаров, летели по-воровски, но с великолепным мастерством. Несколько раз генерал ловил себя на мысли, что испытывает желание закрыться руками от стремительно надвигающейся черной громадины сопки, и чтобы не дергаться, не расстраивать воображение, он прикрыл глаза и летел так до самой посадки. Командир экипажа посадил машину на полпути между Ура-Губой и поселком Видяево, у подножия невысокой двугорбой сопки.
