— Завтра в это время здесь! — прокричал он в ухо генералу. — Прошу без опозданий, ждать долго не смогу.
Когда машина, не включая огней, оторвалась от земли и пропала из виду, а бойцы «Молнии» поднялись на сопку, генерал неожиданно заподозрил подвох. Почти напротив светился редкими огнями морской причал и подсвеченный отраженными огнями стоял огромный военный корабль. В приборе ночного видения четко вырисовывались его очертания, палубные надстройки, орудия и радары. Командир воровского вертолета словно знал, куда следует подбросить странных людей в масках. Это могло быть совпадением, недалеко впереди горели огни поселка Видяево, а за сопкой густо и плотно сверкала Ура-Губа. На земле ночь казалась много светлее, еще месяц, и будет самый разгар белых ночей, так что особенно тьмой не прикроешься, а через пару часов вообще рассветет. Действовать надо было сейчас, немедленно, однако ощущение подвоха, где-то поджидающей засады заставляло проявлять осторожность. Генерал выслал одну «тройку» в разведку и приказал Головерову пересечь автодорогу и выйти к рейду с юга. Сам же остался в седловине сопок, настроив радиостанцию на перехват. На частотах оперативной связи было полное молчание, пока не включились разведчики. Путь к рейду был свободен, проходы к пирсу оказались очень удобными, поскольку были завалены штабелями железобетона, кирпича и прочего строительного материала: кажется, для флагмана строили специальный причал.
До рейда было около полутора километров, так что через двадцать минут все три «тройки» деда Мазая перетекли и рассредоточились на строительной площадке перед «Адмиралом Кузнецовым». По причалу прогулочным шагом бродил береговой патруль, на воде, далеко за кораблем, стоял сторожевой катер с единственным огоньком на клотике, чуть поодаль от флагмана темнели очертания нескольких вспомогательных судов. Вокруг царил беспечный, сонливый покой, как бывает перед утром в каком-нибудь ленивом колхозе, разве что петухи не кричали…
Где-то в недрах «Адмирала Кузнецова» едва слышно бухтел дизель, поддерживающий жизнеобеспечение корабля, да на сером постаменте надстройки бесшумно вращался радар. И часовой на палубе, обряженный в черную шинель, стоял неподвижно, как памятник.
Генералу вдруг стало не по себе: этот огромный, вооруженный самым современным оружием против воздушных, надводных и подводных целей монстр был совершенно беззащитным, умиротворенным, как заснувший среди игрушек младенец. Спущенный на причал трап был заперт на цепочку, зашитую в ткань, словно в музее перед дорогим экспонатом.
Оператор не жалел пленки, снимал каждую деталь, вглядывался камерой в лицо часового, в жерла торпедных аппаратов на палубе, в небольшой, словно игрушечный, вертолет на корме, следил за движением патруля, шаркающего ботинками по бетону. Когда он вышел из зоны видимости часового, видеокамера запечатлела, как сняли патруль, втащили его в узкую щель между штабелями блоков, разоружили, у офицера отняли рацию. А он был откровенно перепуган черными масками, черными, обтянутыми трикотажем головами, а более всего внезапностью. Бывший с ним старший матрос улыбался и изумленно крутил головой. Бойцы стянули с него бушлат и бескозырку, с офицера — шинель и горделивую, с высокой тульей фуражку, мгновенно переоделись и зашаркали по бетону, направляясь к трапу. Глухо брякнула снятая цепочка, загремели по ступеням ботинки. Часовой на палубе проснулся, но не дрогнул, зябко помахал руками и через мгновение уже исчез из виду.
Генерал приказал по рации Головерову перекрыть доступ к флагману и брать всех, кто появится, в каком бы он чине ни был. Плененному патрулю объяснили, что это не смертельно, а всего-навсего учебная операция морского спецназа, и для пущей убедительности разрядили и вернули офицеру личное оружие. Услышав русскую речь, он просиял, сдавленно, по-мальчишески засмеялся:
— Я думал, американцы! Американский десант! Это натолкнуло генерала на мысль усложнить операцию, и он тут же передал всем командирам «троек» приказ говорить только на английском языке.
Следуя за оператором, он уже поднялся на палубу, когда откуда-то с кормы примчался огромный мраморный дог, зычный лай загремел среди железа надстроек: кто-то выпустил его из помещения! Бойцы замерли, прижавшись к стене, почти не дышали. Надо было выждать время, когда «тройка», движущаяся по левому борту, достигнет кормы и перекроет выход на палубу, откуда выскочила собака. Неподвижные люди сбили пыл и ярость пса; он сбавил тон, залаял для острастки, возможно, поджидая хозяина или любого человека из команды, к которой он наверняка привык. Генерал показал знаком стоящему впереди разведчику на его морскую шинель, снятую с пленного. Тот сообразил и стал медленно приближаться к собаке, протянул ей рукав со спрятанной в него кистью руки. Смущенный дог отскочил, трижды пролаял и замолчал, принюхался. Не делая резких движений, разведчик снял шинель и положил на палубу.
— Охраняй! — зашептал. — Сидеть! Охраняй! Пес сидеть не пожелал, однако обнюхал шинель, отфыркнул запах и снова залаял.
— Эй, на палубе! Кончайте дразнить собаку! — послышался недовольный сонный голос.
— Да мы играем! — петушачьим голосом откликнулся разведчик. — Греемся, холодно!
— Выйду — погреешься! — пригрозили сверху. — Игрушку нашли…
Этот короткий диалог неожиданно подействовал на дога умиротворяюще. Он еще раз обнюхал шинель и потрусил, скрябая когтями, на нос корабля. Генерал перевел дух и знаком подал команду «вперед». Оператор проводил камерой собаку и прицелился вдоль борта.
Бойцы не спеша сняли ботинки возле лестницы к капитанской рубке, аккуратно составили их под первую ступеньку и дальше пошли в носках. Дед Мазай с двумя офицерами остался возле двери и, дождавшись сигнала, что весь корабль перекрыт с палубы, вызвал две «тройки» Головерова. Начиналось самое трудное — блокировать команду, взять машинное отделение, все боевые части и, главное, радиорубку. Секундомер показывал уже седьмую минуту с начала операции по захвату флагмана, счет шел от момента, когда сняли береговой патруль. На десятой минуте генерал получил сигнал, что капитанская рубка и боевые части корабля взяты, а еще через тридцать секунд доложили: все каюты команды, а также офицеров «Адмирала Кузнецова» находятся под контролем.
— Мне нужна радиорубка, — напомнил дед Мазай. Еще через пару минут командир одной из «троек» сообщил, что вошел в радиорубку — оказалась закрытой изнутри и пришлось тащить к ней полусонного телеграфиста из отдыхающей смены, чтобы тот поскребся в дверь. И в этот же момент в недрах корабля послышался глухой выстрел. Оказалось, стрелял из личного оружия капитан третьего ранга, спавший в служебном кубрике противовоздушной обороны корабля. Обошлось без жертв, «макаровская» пуля повредила запасные магазины на груди бойца «Молнии». Офицера скрутили, ведут в жилой отсек, где находится вся плененная команда. После дога это был второй член экипажа, оказавший сопротивление…
В радиорубке дежурный офицер и вся его смена из четырех человек лежали на полу вниз лицом, припертые автоматными стволами. Генерал выключил секундомер и приказал отпустить моряков.
