– Все понял! – Участковый сдернул шинель с вешалки.
Он забыл первую просьбу Бурцева – тайно поговорить с одним из насельников, значит, не сосредоточил на этом внимания, не заинтересовался, с кем именно. Это говорило о том, что отношения у него с настоятелем не такие уж и доверительные, не побежит докладывать своему куму, на кого положил глаз следователь из Москвы. Слишком уж разные они люди – умный и прозорливый игумен с погонами под рясой и этот сорокапятилетний лейтенант милиции с мужицким обветренным лицом.
– Подождите. – Сергей задержал его у порога. – Башню знаете, где жил Рафаил? Где его келья была?
– Еще бы! Я же первый туда прибежал, когда монаха похитили.
– Там сейчас ремонт идет. Зайдите в башню, поговорите с послушником, который там работает, о жизни поспрашивайте, не боится ли он жить в монастыре, откуда крадут людей, о Рафаиле спросите. В общем, познакомьтесь.
Лейтенант опять ничего не понял, пожал плечами.
– Сделаем, какой разговор…
Конечно, неплохо было бы запустить в монастырь толкового оперативного работника, но где его сейчас взять? К тому же чужой человек, под какой бы он легендой ни явился, обязательно вызовет настороженность…
Пока участковый выполнял задание, Бурцев сел в его кабинете и все-таки заставил себя сосредоточиться на списке гостей, посетивших в этом году Свято-Кирилловскую обитель. Начиная с октября – со времени появления здесь Владислава Губского – в монастыре побывали семь человек. Два предпринимателя из областного центра – один привез промышленную холодильную установку, другой полтонны свежей рыбы; глава районной администрации приезжал по личному делу – договаривался о венчании своего сына, в ноябре побывал мастер колокольных дел из Ростова, которому были заказаны колокола, и почти одновременно с ним прибыл начальник реставрационных мастерских по хозяйственным делам. В декабре было всего двое – родители молодого послушника, прожившие в гостевых покоях целую неделю.
В общем, ничего интересного, ни холодно, ни горячо…
Зато участковый, вернувшись вечером, принес списки всех насельников, и, едва взглянув в них, Бурцев воспрял: послушника с фамилией Елизаров по-прежнему не значилось! Значит, он жил под другой, или… отец Антоний не указал его в списке. То есть укрыл от регистрации по каким-то своим соображениям. А это уже кое-что!
Кроме того, устное сообщение участкового, заглянувшего в башню, только подтвердило вывод: бывший староста назвался Иваном Михайловичем, а Елизарова звали иначе. Правда, среди насельников был человек с таким именем, но с другой фамилией.
И еще то, что согрело более всего, – он ночевал там же, где работал, то есть в башне, на что получил благословение настоятеля.
Точнее, молился там по ночам, уподобившись блаженному Рафаилу.
– Он ничего не заподозрил? – спохватился Бурцев, ощущая желание немедленно бежать к монастырю.
– Кто его знает?.. – замялся участковый. – Заволновался, горло у него пересохло, все воду пил…
– За мной!
По селу Бурцев еще выдержал, чтобы идти скорым шагом, было несолидно бежать, да и на завтра станут рассказывать, что у москвича была тревога, несся куда-то как угорелый. Зато за поскотиной рванул вверх по склону холма со всех ног, петляя, как заяц, между мелкими оврагами. Бежать по ночному бездорожью, когда земля не промерзла, да еще в гору – для любителей острых ощущений. Но была дорога каждая минута: если Елизаров вздумает исчезнуть, сейчас самое подходящее время – совсем стемнело, и еще не ушел последний автобус на железнодорожную станцию. Из монастыря у него было два пути – по дорогам, ведущим в села, или по вспаханным полям, окружающим холм, где сейчас вообще не пройти, ноги тонут в вязкой грязи по щиколотку. Дороги хоть и ухабистые, но отсыпаны гравием…
На территории монастыря горело несколько фонарей, рассредоточенных возле проломов в стенах, – что-то вроде охранного освещения, но толку от него было мало, напротив, яркие лампы больше слепили внутреннюю охрану. Бурцев остановился в двухстах метрах, не входя в отсветы фонарей, приказал участковому перекрыть более длинную дорогу. Сам встал на короткой…
Минут через сорок, ощущая, как леденеет на ветру пропотевшая спина и мерзнут промокшие ноги, он с тоской подумал, что, если бывший староста решит сорваться в бега ночью, придется торчать здесь часа четыре. Это значит завтра будешь лежать в лежку, воспаление легких обеспечено…
И только начал строить план, как лучше пробраться в монастырь, заставив участкового отвлекать охрану с собакой, и выкрасть Елизарова – основания для ареста есть, как на дороге в свете фонаря сначала появилась длинная тень и потом медленно возникла человеческая фигура. У Бурцева зуб на зуб не попадал, а тут стало жарко: все его расчеты подтверждались…
Он отпустил бывшего старосту на три шага вперед, огляделся и зашел к нему со спины.
– А куда это без разрешения настоятеля? – спросил будто между прочим.
Елизаров остановился, резко оглянулся.
– Он благословил…
Бурцев перехватил его руку с кейсом, рывком опрокинул и прижал к земле.
– Тихо, Елизаров. Поднимешь шум – вырублю. Ощупал одежду, проверил карманы пальто – оружия вроде бы нет. Бывший староста обмяк и только испуганно сопел. Сергей поставил его на ноги, отнял кейс и, взяв под руку, повел вниз по склону, но не по дороге, а по раскисшему выпасу. Пришлось делать немалый круг, чтобы снять с другой дороги участкового…
На центральной усадьбе совхоза не горел ни один фонарь, и это помогало пройти до сельсовета незамеченными. Однако на улицах то и дело попадались люди, пешие и на легковых машинах с потушенными фарами: начиналась какая-то непонятная ночная жизнь.
– Куда это они? – спросил Бурцев, пережидая, когда исчезнут из виду прохожие. – На танцы в клуб?
– Какие танцы… На промысел пошли, – прошептал участковый.
– На какой промысел?
– А как мы – воровать. Только не людей, а то, что осталось от совхозного имущества. Все подряд тянут, надо, не надо…
– Что же вы?..
– А что я?.. Когда один ворует, можно поймать и посадить. Но если все село… Куда я их посажу? Как снежный ком… Наши еще по ночам ходят, стесняются, а в соседнем совхозе и днем прут.
Елизаров за дорогу оправился от шока и теперь, слушая этот диалог, соображал, как вырваться или поднять шум. Он пока еще не узнал Бурцева и, кажется, решил, что его взяла местная милиция. Надо было начинать психологическое давление: помня, что Елизаров трус, Сергей достал пистолет и поднес к его носу.
– Дернешься – сразу влеплю, понял? И зарою. В сельсовет удалось проскользнуть незамеченными. Участковый своим ключом открыл дверь, Елизарова в темноте провели в кабинет и поставили лицом к стене.
– Так благословил тебя отец Антоний? Или нет? – спросил Бурцев.
– Нет… я сам, без спроса…
