На кровати, на их «брачном ложе», лежал и улыбался Слухач. В глазах посверкивал зеленоватый огонек восхищения. Изодранная в клочья ряса валялась на полу вместе с растерзанными богослужебными книгами.
А сам он был в чем мать родила…
– Ах, какая женщина! – Слухач вскочил и расставил руки. – Я видел вас через дверь… Какая экспрессия!
Он не заметил Гелия в полумраке коридора.
– Что вы здесь делаете? – сомлела Марианна. – Как вы тут оказались? Кто вы?
– Ну, иди сюда! Иди! – зарычал Слухач и пошел на Суглобову. – Как нам сейчас будет хорошо!.. Какое у тебя аппетитное тело!
Гелию показалось, во рту у него сверкнули клыки, а из глаз посыпались искры. Слухач сгреб Марианну, бросил на кровать и навалился сверху. А она, сучка, страстно задышала и принялась царапать ему спину!
Гелий заскочил в комнату, скинул Слухача с женщины, однако тот поднялся, и завязалась борьба. Они мотали друг друга и бодались, как быки, а Суглобова, как и положено самке, ждала победителя. Наконец Гелий изловчился, применил подсечку и швырнул каперанга на пол. Тот треснулся головой, наконец узнал Карогода и стал гаденько улыбаться.
– Прошу прощения! Я подумал, товарищ младший лейтенант пришла одна.. Извините, я так давно не видел женщин. Раз в неделю мне положена женщина на ночь, иначе слабеют мои способности! Прошу прощения…
Гелий схватил Суглобову, вытащил из кубрика и захлопнул дверь…
2
Для того чтобы выяснить, по чьему приказу и кто конкретно вселил Слухача на прежнее место, потребовалось несколько допросов. Оперативный дежурный сначала ссылался на всеобщую неразбериху, дескать, несчастный каперанг в кубрике оказался случайно, а кто конкретно перевел его, из-за суеты и полного нарушения режима работы установить невозможно. Гелий же заподозрил бывших ракетчиков, после приказа образовавших нечто вроде профсоюза, защищая интересы Отечества.
Слухач мог снова умереть в своем жилище, и перевел его туда тот, кто хотел уничтожить объект, чтоб не достался врагу. Но это была как бы официальная причина для срочного дознания. Гелий понимал: против него в Центре плели какой-то заговор…
После допросов дежурных выяснилось, что виноваты Широколобые из компьютерного центра, у которых через комнату, где временно находился Слухач, проходил какой-то кабельный канал, требующий вскрытия в связи с демонтажем оборудования. Каперанг помешал мыслителям, и они, не мудрствуя лукаво, водворили его на старое место.
А он, на удивление, в этот раз не умер там, а вернулся в свое прежнее состояние, словно и не бывал в монастыре. Хуже того, по мнению Карогода, превратился в монстра: у Слухача теперь неприятно блестели глаза, с лица не сходила плотская жаждущая улыбка; он требовал пищи, водки, женщину и отказывался носить какую-либо одежду.
От него действительно исходила какая-то отрицательная энергия, будившая чувства ярости и какой-то судорожной решимости к разрушительному действию. Мысленно Карогод еще отрицал теории юродивого о черной и белой энергии, способной воздействовать на человека соответственно, и вместе с тем, ощущая, как в душе поднимается некий дымный столб буйства, необъяснимого бешенства, он как бы замолкал и прислушивался к себе. Причем это состояние воинственного гунна возникало в нем только в непосредственной близости со Слухачом. Стоило удалиться от него в другую галерею, как чувствовалась лишь похмельная головная боль.
Или на самом деле обострилось восприятие, или объект после своей странной, временной смерти, а потом «случайного» вселения в старое жилище утратил монастырскую святость и втрое против прежнего напитался своей же собственной отраженной энергией. Так бывает с курильщиками и алкоголиками, которые на какой-то период бросили дурные пристрастия, но потом, сорвавшись с цепи, возвращаются к ним с особой жадностью и утроенной силой.
Гелий ненавидел Широколобых и не мог относиться к ним объективно, однако как ни крути, а если кому-то было нужно сделать из монаха монстра, то получалось, что больше некому. Эдакая бездумная оплошность мыслителей, привыкших анализировать каждый свой шаг…
Он брезговал разговаривать с Широколобыми и всячески уходил от производственного общения, но тут перешагнул через собственные чувства, вызвал начальника компьютерного центра и увидел перед собой пятидесятилетнее существо с ярко выраженными женскими качествами: то ли стареющая красотка, то ли молодящаяся старуха.
– К сожалению, наша встреча состоялась не в самых благоприятных условиях, – посетовал голубой мыслитель слегка развязным тоном. – Кому пришло в голову ликвидировать Центр? Какая досада! Мы так далеко ушли вперед, что эти подростки никогда бы нас не догнали. И вдруг такое предательство! Можно сказать, сами подставились…
Странно, и тут сквозь кокетство прорывалось патриотическое воспитание генерала Непотягова.
А Гелий чувствовал омерзение…
– Ближе к делу, – буркнул он. – Без вашего ведома переселить Слухача не могли. Почему вы нарушили мое распоряжение?
– Уверяю вас, чистая случайность! Мы не можем работать в таком ритме, который нам предложили. Ах, эта русская поспешность! Скорее, скорее!.. И в результате такая непростительная ошибка! Я веду служебное расследование и, когда закончу, непременно доложу вам. Виновные будут наказаны.
Гелий физически ощутил, будто держит в руках что-то круглое и скользкое, как намыленный бильярдный шар. Взять бы его сейчас, тряхнуть хорошенько, по-мужски…
После ухода Широколобого он окончательно убедился, что в Центре существует заговор против него, едва прикрытый флером неразберихи, и управляется он откуда-то извне, причем искусно. Революционная суета, дуболомство и бестолковщина были не такими уж и стихийными, все имело свою логику, точно спланированные этапы и довольно ощутимое руководство. Могло создаться впечатление, что новое Первое Лицо занято тем, что берет власть в руки и пишет бесконечные указы и циркуляры, желая через законы утвердить свое положение и влияние, однако по тому, как работала эта машина, можно было определить, что власть давно уже взята. Для ее упрочения было применено тысячелетиями проверенное средство – пролитая кровь во время театрализованного путча. Правда, повязать власть с народом пока не удалось. Карогод на себе испытал эту властную правящую руку, поначалу слегка расслабившись после приказа о ликвидации программы «Возмездие». Он сам был троянским конем этой революции, втянутым в Центр, чтобы потом открыть ворота в подземную крепость, но, как человек самолюбивый, тщеславный и чувствительный, слишком возомнил о себе и вскорости почувствовал на своей деревянной морде жесткую узду.
В тот момент, когда Гелий проводил дознание по поводу Слухача, в Центр явился представитель нового Главкома с соответствующим мандатом контролера, надзирателя и указчика. Но, несмотря на неограниченные полномочия, он показался человеком мягким, вкрадчивым и не особенно назойливым. И фамилия у него была подходящая – Скворчевский. Будучи полковником, он уверял, что по натуре человек исключительно гражданский и воинское звание лишь условия службы, чистая формальность.
