Через несколько лет был второй аят, запрещающий произносить молитву пьяным, так как в таком состоянии не сконцентрироваться на своих мыслях и духовных силах, а третий аят вообще запретил спиртное и азартные игры отныне и навеки, так как на одном из пиров, где подавалось спиртное, почтенные и достойные гости ухитрились перепиться, затеять безобразную драку, а наутро стыдились посмотреть друг другу в глаза.
Точно так и церковь наступает на язычество, то есть остатки старых вер и религий, колдовство, волшбу, магию и все то, что тянет человека вниз, в животную сущность, очень медленно и поэтапно. Выдавливает и запрещает не сразу, человек слишком уж большая свинья, потому свинство нужно из него выжимать постепенно, иначе взбрыкнет и начнет отстаивать свое право жить гордо и свободно засранной свиньей.
Понятно же, что алхимики и всякие маги — это интеллектуалы, если их вот так взять и просто перебить — мир оскудеет. Потому церковь везде старается перевербовать, где добром и уговорами, где стращая костром. Если такой упорствует, то не так уж и сразу тащит на костер, если упрямец, конечно, не ведет прямую и откровенную борьбу.
Такая политика мягкой силы понятна, церковники — сами интеллектуалы, а если перебить магов, то останутся наедине с тупым и невежественным быдлом, чего совсем не хочется. Особенно если учесть, что они нередко сами выходцы из той же среды, как вон создатель христианства Савл, что преследовал, убивал и сжигал христиан, а потом получше ознакомился с их учением, назвался Павлом и взялся сам проповедовать это странное, но такое многообещающее и с огромным потенциалом учение.
Потому церкви и сторонникам магии еще долго сосуществовать, хотя, конечно, ярые фанатики будут стремиться истреблять магов всюду. К счастью, таких ярых в любом движении единицы, а в целом церковь мягко вытеснит магию на протяжении столетий, а не вот так рывком, как по детству и глупости мне казалось раньше.
Из глубины комнаты пропищало:
— Это у тебя такой ритуал?
Я обернулся. Эльфийка уже забралась под одеяло и выглядывает оттуда, как суслик из норки. Огромные глазищи в полумраке блестят и светятся мягким жемчужным светом.
— Э-э… ты о чем? Ах да…
Я тряхнул головой, в самом деле очень оригинальное место и поза для размышлений, почти баран перед новыми воротами, быстро разделся и тоже лег.
Дверь распахнулась, ворвался Бобик, сытый и облизывающийся. В проеме появился Ульман и крикнул виновато:
— Простите…
Бобик помахал нам хвостом, сделал круг по комнате и плюхнулся посредине на ковер.
Ульман закрыл дверь, эльфийка высунулась из-под одеяла, посмотрела по сторонам.
— Фух, все ушли… О чем таком говорили, ничего не поняла!
— Ты же красивая, — утешил я ласково, — даже очень красивая, этого достаточно. Спи, существо.
Она тут же послушно взобралась на меня, распластавшись, как прогретая на солнце медуза, и заснула, тихо посапывая на груди. Почему-то облюбовала это место, то ли как самое теплое и защищенное, то ли так утверждает свое превосходство эльфов над человеческой расой, то ли еще что, я не задумывался, просто рассеянно гладил по пышным волосам, что укрывают ее, как одежда, и сам обычно тут же засыпал тихо и мирно.
ГЛАВА 7
Грохот, лютые крики и звон оружия прозвучали так громко, что я вскочил, сбросил сонную эльфийку. Меч как будто сам прыгнул в руку, а может, и прыгнул, я приготовился к схватке раньше, чем сообразил, что звон и крики доносятся из коридора, а дверь содрогается от ударов и толчков с той стороны.
Эльфийка вскрикнула в ужасе:
— Нас пришли убить?
— Ну да, — огрызнулся я, — особенно тебя!
Дверь содрогаться перестала, но голоса зазвучали еще громче. Я попытался отворить, створки уперлись в нечто в коридоре, а когда нажал всем телом, нехотя отодвинулись тяжелые тела на полу, а под ноги мне широким слоем потекла кровь.
В коридоре вооруженные люди уносят постанывающих воинов, я успел увидеть искаженное болью и залитое кровью лицо Переальда, под стеной еще несколько человек, их подхватывают на руки и торопливо уносят.
От стены до стены все залито кровью, в шаге от двери моих покоев распростерся на спине крупный голый мужчина, весь в ужасных рваных ранах, колотых и рубленых, живот разворочен, череп расколот до нижней челюсти, все содержимое вывалилось на пол.
Стражи у лестницы перегородили вход, там уже толпятся слуги и некоторые из гостей, ночующих во дворце.
Подошел Хрурт, в доспехах еще огромнее, шлем где-то потерял, на волосах кровь, щеку перечеркивает кровавая царапина.
— Сэр Ричард, — прорычал он, — все в порядке. Эта сволочь убита, мы на страже…
— Вижу, — ответил я нервно, — у нас еще те порядки!.. Думаю, все короли завидуют. А уж императоры так и вовсе… Это все из-за этого? Чего он голый?
Хрурт покачал головой.
— Оборотень. Троих наших убил и пятерых покалечил. Отец Дионий убит, два монаха ранены. Они закрыли дверь своими телами.
— Где они?
— Уже унесли.
Я стиснул челюсти, некоторое время сдерживал ярость и разочарование. Великие дела, грандиозные свершения, а тут эти подлые удары в спину… но в самом деле могут все сорвать, остановить, повернуть вспять.
— Пригласите отца Дитриха, — сказал я. — Сюда пока никого не впускать. Это… пусть лежит.
Он переспросил с недоверием:
— Но… зачем?
— Просто осмотрим еще раз, — ответил я резко. — Что, я должен объясняться?
Он пугливо поклонился.
— Простите, ваше высочество.
Я вернулся в кабинет; слышно было, как в коридоре Хрурт покрикивает, требуя, чтобы все убрали и вымыли до блеска. Некоторое время слышались тихие голоса, шлепанье мокрых тряпок.
Эльфийка, одетая и суровая, пытается сесть за стол, но все время соскакивает, наконец вскрикнула:
— Отец Дитрих!
— Пришел? — спросил я с недоверием.
— Поднимается по лестнице!
— Ну, — протянул я, — у тебя слух лучше? Быть такого не может…
Выждав чуть, я отворил дверь. На том конце коридора показался отец Дитрих, только что поднявшийся к нам на этаж, чуточку запыхавшийся, встревоженный и опечаленный.
— Сколько людей погибло, — сказал он вместо приветствия, — и отец Дионий, он же светило криптоистории…
— Телохранители тоже люди, — ответил я резко. — И даже монахи… Как не заметили эту тварь?
Он с печалью смотрел на распростертого на полу человека.
— Так я и знал… Что ж, теперь все понятно. Велите убрать труп, больше это… не понадобится.
Я отступил от двери и пригласил жестом в кабинет. Отец Дитрих вошел, тяжело волоча ноги, с трудом опустился в кресло.
