— Душа моя кричит и требует, чтобы я… немедленно… понимаете, немедленно!.. Однако я гуманист и миротворец, я стерплю это ужасающее оскорбление и отвечу, когда гнев мой сожжет мои внутренности и угаснет в пепле…
Шварцкопф хмурился и страшно вращал глазами, показывая, что я слишком добр, Чарльз, Альбрехт и Будакер то и дело шлепают ладонями по рукоятям мечей, ах как возмущены, и посол почти прошептал с великой благодарностью:
— Да, ваше высочество… мы будем ждать, ваше высочество…
Когда они оба, пятясь, вышли, я кивком велел наклониться Шварцкопфу, сказал шепотом:
— Прекрасно сыграно, герцог!.. Теперь они увидят, что вы просто ангел в переговорах. Продолжайте в том же духе.
Он улыбнулся, довольный, ответил так же негромко:
— Но они уезжают…
— Да, — ответил я. — Но перед самым отъездом обязательно захотят переговорить с вами. И предложат какие-то уступки.
Он спросил деловито:
— И на какие соглашаться?
— Ни на какие, — ответил я. — Мы будем продолжать наступление. Даже ночью!..
— Ваше высочество?
— Чем дальше продвинемся, — сказал я, — тем сговорчивее будет король Буркхарт.
Он поклонился.
— Да, ваше высочество. Все будет сделано, ваше высочество!
Он вышел грузно, но быстро, как взыгравший боевой брабант, а я повернулся к своим полководцам. Ничего нового придумывать не нужно, у меня достаточно военного опыта, я же старые книги в самом деле читал и помню все, что нужно делать в подобных случаях и чего нельзя ни в коем случае.
Рядом стоит граф Дэниэл Чарльз, смотрит настороженно, но, мне кажется, он уже понял, что я игру начал разыгрывать.
— Дорогой Дэниэл, — сказал я резко, — помогите завтра герцогу Шварцкопфу своим авторитетом ламбертинца. Я имею в виду продолжить торг!.. Долгий!.. Скажете, что я устраняюсь от всех переговоров, пока они не подойдут к заключительному этапу, когда нужно будет что-то подписать или утвердить.
Граф Чарльз просиял.
— Я все понял, ваше высочество! Приложу все силы.
Я повернулся к Будакеру.
— А вы, барон, берите свою армию и тоже, как и Меганвэйл, начинайте широкомасштабное вторжение. Принцип тот же — старайтесь захватить как можно больше территории. Замки и крепости не трогайте, гарнизоны там крохотные и в спину не ударят.
Будакер выслушал, поклонился.
— Тогда выступаю немедля.
— Хорошо сказано, барон, — ответил я. — Именно.
Альбрехт проводил взглядом его прямую спину с развернутыми плечами, брови озабоченно сдвинулись над переносицей.
Я поднялся, сказал бодро и властно:
— Прием окончен, всем заниматься своими делами. А вы, граф, останьтесь.
Альбрехт поклонился и замер, но я прошел мимо и только кивком пригласил его следовать за собой. Он пошел рядом, на меня поглядывает пытливо, со странным выражением в глазах.
— Ну? — спросил я на ходу.
Он вздохнул, покачал головой. Мы прошли через коридор, уже на лестнице он проговорил с предостережением в голосе:
— На этот раз зарываетесь, ваше высочайшее высочество.
Я буркнул:
— Это что еще за титул?
— Высочайшее? — переспросил он. — Да вот не знаю, как обращаться к принцу, что сгоняет с престола королей…
— Я еще никого не согнал, — огрызнулся я. — Подбираю разве что, если само со стола рухнет.
— А Кейдан? — сказал он напоминающе.
— Его отстраняет с высокого поста демократическая общественность местных лордов, — напомнил я сварливо. — Как утратившего доверие народа, о чем громко говорят представляющие его интересы герцоги, графы и бароны, а также скромная и тихая, как мышь, оккупационная армия, что принесла мир, демократию и всенародные выборы.
Мы подошли к дверям моих покоев, слуги распахнули обе створки и застыли. Я кивком велел ему следовать за мной, и он проговорил в спину:
— А Гиллеберд?
— Его свергла коалиция! — напомнил я снова. — Сообщество свободных демократических государств с либеральным устройством, тем самым доказав преимущество и жизненность базовых ценностей над тоталитаризмом, автократией и зарегулированностью отношений с привязкой к вертикали власти!
Эльфийка пугливо вскочила при нашем появлении, снова села, вспомнив, что она теперь важная и толстая принцесса. Альбрехт галантно раскланялся, но просить ручку для поцелуя не решился, вдруг это ушастое решит, что собирается укусить.
Я кивнул ему на кресло, он сел, не сводя с меня взгляда серьезных глаз.
— Убедительно, — согласился он с непонятной интонацией. — В Варт Генце тоже не вы вроде бы местного короля удавили… или все-таки вы, не помню, а уж народ вообще все перевернет, у него память странная…
— Типун вам на язык, граф, — сказал я. — Я короля Фальстронга чтил и уважал!
— Короля Гиллеберда вы вообще обожали, — напомнил он. — По крайней мере, так местный народ понимает ваши звучные похвалы в его адрес. Если бы какая-то сволочь его не убила, наверняка предательски, вы были бы его верным учеником и последователем, это все говорят в Турнедо.
Я сотворил перед ним большую чашку с крепким и горячим кофе, наполнил вазочку сдобным печеньем, которое здесь появится через несколько сот лет, себе взял точно такую же чашку, отхлебнул и только тогда сказал недовольно:
— Умеете язвить, даже кофе кажется горьким… А где и в чем я зарываюсь?
— Пока только здесь и в этом, — сказал он. — Когда вторглись в герцогство, государи соседних королевств поморщились, но промолчали, так как у вас есть серьезный повод: герцог похитил вашу жену и бросил в темницу. Другой вопрос, чего это ваша жена там у него оказалась… но это все деликатно опускают. Герцог допустил по отношению к вашей жене противоправные действия, потому ваш гнев и ваши действия в некоторой мере оправданы.
— А сейчас?
Он развел руками.
— Король Буркхарт вправе дать убежище своему родственнику. И остальные короли на его стороне. Каждый из них горой стоит за родню, ради этого и совершаются династические браки! Ваше высочество, вы рискуете оказаться против общественного мнения королей.
Я буркнул:
— Хорошо сказано — общественное мнение королей! Нет-нет, я не посмею против общественного гласа. Но как насчет того, что моя жена по-прежнему в плену?
— Вот здесь у них слабое место, — согласился он. — Король Буркхарт должен поскорее избавиться от этого опасного груза.
— Герцог упрется, — предположил я.
— Еще бы!
— Тогда король должен действовать сам?
