Глаза заболели от страшного блеска непрерывных молний, уши болят от страшного грохота, череп раскалывается почти так же, как лопается под ногами земля, что не земля, а исполинская каменная плита.
— Хреновые стрелки! — заорал я люто. — Спускайтесь и сразитесь, трусы!..
Рядом в землю вонзилось плазменное копье толщиной со столетний дуб, Зайчик закричал от боли, а меня тугой волной жара выбросило из седла с такой легкостью, словно сдуло пушинку.
Я грохнулся, перевернулся трижды и, с трудом поднявшись на колени, прохрипел:
— Сразись со мной, трус!
Туча висит прямо над каменным плато, почти вся, за исключением сверкающих белым краев, превратилась в багровый ад, где бушуют чудовищные вихри.
Я не успел докричать, как там страшно полыхнуло, я успел понять, что разряд молнии направлен на этот раз точно и мне уже не уйти, не увернуться…
Молния ударила, ослепила, залив весь мир трепещущим огнем и насытив его озоном, я поднялся на ноги, ослепший и одуревший, в непонимании поднял голову…
Рядом стоит огромный рыцарь, вдвое выше меня, исполинский щит в его руке размером с крепостные ворота закрывает нас сверху, а по нему стекают светящиеся струи плазменного огня.
Справа и слева поднялись еще гиганты, я почти не видел эти фигуры в призрачном огне молний, но успел заметить, как они вскинули луки, каждый со ствол молодого дерева.
Мой спаситель все еще держит над моей головой щит, а из ада, что вокруг нас, бьют снизу вверх почти такие же яркие вспышки, только тоньше и злее.
Ломающий череп грохот стал глуше, а слепящий блеск непрерывных молний очень быстро терял режущую глаза яркость. Четче проступили фигуры гигантских стрелков, в самом деле натягивают луки и выпускают стрелы размером с рыцарские копья, только те горят голубым огнем и почти сразу исчезают с тетивы, но я вижу, как в багровых недрах моментально вспыхивают голубые искры, а затем сразу же темнеет.
Молнии ударяют в землю все слабее, грохот тише, багровость в туче погасла, а сверкающий блеск исчез. Она превратилась в обычную лохматую, каких сотни, сдвинулась в сторону, а там неожиданно растаяла, как облачко сырого тумана.
Мой спаситель опустил щит и сказал могучим голосом, от которого дрогнула земля:
— Думаю, убит…
Один из стрелков проговорил мрачно:
— Жаль, упал не здесь…
Третий, не сдвигаясь с места, убрал лук и произнес густым голосом:
— Уходим. Здесь тяжко.
Тот, кто держал надо мной щит, сказал мне грохочуще:
— Слава тебе, великий воин, сражавшийся с бозардами в одиночку. К счастью, ты попал в такое место, где мы почуяли твоего противника.
Я вскрикнул:
— Погодите! Не уходите… Это кто был?
Он удивился, посмотрел на меня с сомнением.
— Ты не знаешь?.. Тогда из-за чего?
— Да он просто на меня напал, — сказал я с сердцем. — Говорят, он охраняет герцогство Ламбертиния, а я его взял под свою защиту.
Он прорычал с неудовольствием:
— Мы не знаем никакой Ламбертинии. Но если бозард решил напасть на тебя, ты — великий воин! И ты с нами. А сейчас уходим, нам тяжко на этой земле…
Я ждал, что будут погружаться в землю медленно и торжественно, все-таки гранит, однако все ушли в него быстрее, чем я ныряю в водную гладь пруда.
Бобик ожил, снова прыгал, отбегает в сторону, хоть и недалеко, глаза, как и у арбогастра, снова коричневые, без зловещей багровости.
Солнце опустилось за край земли давно, небо фиолетовое, проступили первые звезды, но луна еще не взошла.
Зайчик приглашающе подставил мне бок, я вставил ступню в стремя, но подниматься в седло не торопился, нахлынула странная тоска. В этой толще гранита погребены тайны… даже не погребены, а я вот снова ухожу…
Я не поднялся в седло, а вспрыгнул, чтобы отрезать все колебания, разобрал повод и сказал тем твердым голосом, которым должны разговаривать мужчины:
— Вперед! Можно без песни.
Зайчик не успел разогнаться, как гранитная плита резко оборвалась, дальше простая земля с простой травой, в сумерках уже медленно теряющей насыщенный зеленый цвет.
Сухой стук копыт сменился получавканьем, я перевел Зайчика на шаг, приподнимался, всматриваясь в траву и мелкие кустарники, все так резко контрастирует с серой поверхностью гранита. Если верить тому великану стрелку, бозард, каким-то образом оседлавший тучу, если то туча, сбит их смертоносными стрелами и упал где-то за пределами этого странного плато.
Похоже, сами не могут выходить за его пределы, иначе задержались бы, чтобы посмотреть на труп самого лютого врага.
Бобик резко ускорил бег, я не успел крикнуть, как он остановился далеко впереди на краю широкой воронки с обугленными краями.
Снизу поднимается дымок, трава вокруг черная, сгоревшая, а дальше коричневая от страшного жара.
Зайчик все замедлял бег, наконец по моей команде остановился. Я соскочил, под ногами захрустела корочка сгоревшего слоя земли.
Сильно и жутко пахнет горелым мясом, я заглянул в воронку и вздрогнул. Там, в самом центре, обугленный труп человека, хотя мне трудно представить себе человека в три ярда ростом и с грудной клеткой побольше, чем сорокаведерная бочка.
Что на нем раньше было, одежда или некие доспехи, теперь не узнать, тело покрыто толстым слоем жирного пепла, а металлические пластины искорежены и наполовину погрузились в тело.
Я покинул седло и, стоя на краю, рассматривал его с удивлением и ужасом, но когда грудь дрогнула и приподнялась, я охнул и отступил. Огромное лицо, на котором все сожжено, конвульсивно дернулось, медленно приподнялись толстые черные веки.
На меня в упор взглянули страшные багровые глаза, и тут же веки опустились.
— Ты… смел… — донесся шепот. — И… сметлив… Ты не случайно?..
— Я слышал легенду о керуби и бозардах, — проговорил я, стараясь не вздрагивать в страхе. — И помчался на то Лысое Плато.
— Ты… сообразил… такую уловку?..
— Показалось лучшим вариантом, — ответил я. — А ты… преследовал меня из-за Ламбертинии?
— Что такое… Ламбер… Ладно, это неважно… Я умираю… Мне было велено не позволять… в королевство…
— Почему?
Голос упал до тихого шепота:
— Не знаю… Это те, кто выше… Я умираю… все пропадет… подойди ближе и возьми ключ…
Я сказал нервно:
— Что за ключ?
— От моей башни здесь, на земле… Только она… наизнанку… на холме с черной вершиной…
— А что там?
— Не пожалеешь… — шепнул он. — Там много сокровищ…
