Норберт зыркнул на нее, на меня, поклонился и сказал негромко:
— Ваше высочество, мы лучше подождем снаружи.
— Но далеко не отходите, — предупредил я.
Они вышли, Ротильда, на глазах теряя величавость, сделала шаг ко мне, продолжая прижимать руки к груди и глядя умоляюще.
— Помоги мне войти в Беллимину!.. Помоги!.. Это моя жизнь!.. Как я смогу жить в изгнании? Ты обрекаешь меня на гибель!.. На смерть быструю и страшную…
Я сказал саркастически:
— Ну почему же… Такая красивая женщина всегда найдет…
Она вскрикнула:
— Кого? Хозяина?
— Ну…
Ее прекрасные зеленые глаза заблестели, быстро наполняясь влагой.
— Ричард, — проговорила она с трудом, — умоляю!.. Ты же знаешь, я и при муже была хозяйкой в королевстве! И все это знали. Он только охотился да пиры задавал!.. И что мне теперь, идти в жены к какому-то надутому дураку?.. Спаси меня! По-настоящему меня спасать нужно именно сейчас!.. Теперь нужно сделать только крохотный шажок!.. Только протянуть руку!
— Чтоб ты укусила? — спросил я сердито.
— Ричард, — проговорила она, — как ты можешь?.. После того как ты меня спас во время моего трусливого бегства, я только о тебе и думала…
Я фыркнул.
— Представляю! Такого лопуха найти!..
— Ричард, — сказала она умоляюще. — Тебе нужно всего лишь проехаться со мной до Беллимины. Твоя грозная слава опередит тебя, и ворота распахнутся без боя. А я останусь вечной твоей должницей!.. Вечной, Ричард!..
— Женщинам не свойственна благодарность, — буркнул я. — Вы все одолжения принимаете как должное.
— Ричард, — проговорила она умоляюще, — я второй раз не буду такой беспечной. И уже не дам себя сбросить с трона!.. Тебе больше не понадобится меня спасать. Зато с моей стороны… Тебе же нужно иметь рядом дружественное королевство?
Она смотрела блестящими от слез умоляющими глазами, но я видел за ними постоянно работающий мозг, что подсказывает правильные слова и доводы. Если, мол, не действуют выставленные напоказ сиськи и слезы беспомощной женщины, то надо попробовать о государственных выгодах и преимуществах, ибо если мужчина — мужчина, а не просто самец, то на сиськи не западет, зато клюнет на державные интересы.
— Удивительная женщина, — буркнул я.
— Ричард!.. Я умоляю тебя! Подумай о своей выгоде!
Я возразил с еще большей неловкостью:
— А о чем я только и думаю?.. Но плюсы от выгоды должны перевешивать минусы.
Она вскрикнула в отчаянии:
— Какие?
— Не знаю, — огрызнулся я. — Просто чую.
— Ты разве женщина?
— Я достаточно о них потерся, — буркнул я, — вот и набрался. А ты от них тоже набралась, как вижу?
Она робко улыбнулась сквозь слезы, видя, что мой гнев, нарочитый или реальный, начинает проходить.
— Ричард, мы же оба политики. И думаем о своих народах. И наши жизни… без их жизней… Ричард!.. До Беллимины всего двое суток!.. У нас не будет впереди боев!
— А Голдвин Адорский? — напомнил я. — Нынешний король?
Она вскрикнула:
— Он не король! Он узурпатор!
— И все-таки народ его признал, — напомнил я.
— Народ у нас привык подчиняться силе, — сказала она с горечью, — и традициям.
Я посмотрел с интересом.
— Ну-ну. Ты против традиций?
— Я против глупых традиций, — уточнила она. — Если они все видели, что управляю королевством я, об этом открыто говорили и лорды, и рядовые рыцари, и сам народ… то почему я не могу управлять, когда мой муж умер?..
— Не положено, — обронил я.
— Не принято, — поправила она. — Да, я согласна, большинство женщин — дуры набитые, сама знаю, насмотрелась. Но лорды признавали, что я правлю хорошо!.. Но когда это как бы из-под руки моего мужа, то все хорошо и правильно, а когда все то же самое, но…
Я вздохнул.
— Ротильда, это задевает наше мужское самолюбие. Когда ты правила при живом муже, все равно считалось, что правит он. Ну, в постели тебе отдает указания перед сном…
Она быстро зыркнула на мое лицо и возразила живо:
— Мы не спали вместе последние годы!.. Он только пил… и охотился.
— Неважно, — ответил я, — считалось, что все равно правил он. Пусть и через тебя. Даже не знаю, удержишься ли снова. Мне вовсе не показалось, что тебя поддерживают такие уж мощные силы.
— А лорды Лаутгарды, — возразила она, — в чьей крепости я остановилась?
— Твоя родня, — напомнил я. — Кровные узы оказались чуточку крепче понимания государственных интересов… гм… что надо учитывать и мне в моих землях.
— Ричард, — сказала она снова со слезами и плачущим голосом, — ну пройди со мной до столицы!.. Больше ни о чем не прошу. Если мне окажут сопротивление, клянусь, я сразу же откажусь от права на корону. И вернусь, обещаю.
Я подумал, вздохнул: трудно спорить с голой женщиной, но когда говоришь с красивой, спорить еще труднее — все время чувствуешь себя виноватым и не знаешь почему. Наверное, мы все перед женщинами виноваты, но признаем это только перед красивыми, потому они все так изощряются в косметике.
— Иди к своим, — сказал я. — А то решат, что мы уже в постели, а сейчас не время и не место.
Она вздохнула, торопливо вытерла щеку, где только что пробежала слеза, оставляя блестящий след.
— Да-да, надо идти…
— И глаза, — сказал я. — А то решат, что я тебя все-таки хорошенько отлупил.
Она начала вытирать глаза и остановилась.
— А может… все-таки так и оставить?
— Только попробуй, — сказал я, — ты переоцениваешь лояльность своих рыцарей.
— Да? — спросила она.
Я молча повернул ее к себе спиной и выпихнул из шатра.
ГЛАВА 10
Мезинские рыцари наконец раскусили, что со мной всего лишь тысяча легкой конницы, используемая обычно только для конных разъездов и разведки местности, да и то в момент атаки на крепость при мне была только сотня.
Не знаю, много ли было голосов, призывающих напасть, пока я с такой горсткой, но, думаю, голоса более трезвых возобладали: дескать, Ричард такое учитывает и наверняка продумал если не пути победы, что невозможно, то хотя бы пути отступления. И даже если вырвется из сечи в одиночку, то вернется с огромной армией и опустошит Мезину.
Но еще больше было восторгающихся безумной, как они считали, отвагой этого Ричарда, что первым из своих людей ворвался в павшую крепость и постоянно был на острие атаки, а потом сам красиво спас возлюбленную жену, что тоже взяла меч и сражалась впереди своих воинов!
