Он сказал еще медленнее:
— И, наверное, чтобы успели принять… какие-то законы, которые вынуждена будет… выполнять и королева… Не так?
Я широко улыбнулся.
— Норберт, вы прекрасно умеете делать правильные выводы почти при отсутствии следов. Все верно, нам нужно будет принять Хартию в виде основного документа…
— Королева будет присутствовать? — спросил он быстро.
Я отмахнулся.
— Зачем ей забивать голову всякими законами, когда она занята намного более важными делами?
— Выбирает платье, в котором сядет на трон?..
— И серьги, — добавил я.
Он чуть улыбнулся уголками губ, но глаза оставались серьезными.
— А потом?
— После помазания, — ответил я, — ей и преподнесут Хартию.
— Она ее порвет в клочья, — сказал он.
— Пусть рвет, — ответил я равнодушно. — Хартия — закон, что вступит в действие в момент принятия. И всякий, кто осмелится ослушаться, — совершит преступление. А так как местные еще не понимают, что закон выше даже короля…
Он сказал понимающе:
— Оставите здесь армию?
— Половины хватит, — ответил я великодушно. — Думаю, это будет первый в истории случай, когда население будет радоваться присутствию проклятых оккупантов!
— Которые будут защищать их свободы от их же королевы? — спросил он. — Да, уникальный случай.
— Ротильда, — сказал я мягко, — хороший человек и заботится о своем народе. Так, как считает нужным. И ей неважно, хочет тот такую заботу или нет. Потому наша армия и побудет здесь какое-то время…
— Пока народ не научится защищать себя сам?
— Точно, дорогой друг. Точно.
ГЛАВА 14
Я вошел в ее покои, громко топая, чтобы фрейлины разбежались, но они за это время то ли как-то учуяли своей женскостью, что меня страшиться вообще-то не стоит, то ли поверили, что миром правит их королева Ротильда Дрогонская, но лишь заулыбались мне навстречу.
Ротильда, видя мое недовольное и озабоченное лицо, сказала торопливо:
— Милый, я знаю-знаю, что задержала тебя!.. Но все уже закончено, коронование назначено на послезавтра в полдень. И ты сможешь наконец-то обнажить меч и устремиться навстречу новым великим подвигам!
Я протянул ей бумаги.
— Тогда, Ваше Величество, подпишите вот это… да-да, привыкайте входить и во все мелочи — такова жизнь коронованных особ.
Она воскликнула:
— Я знаю, но не сейчас же!
— А завтра будете заняты еще больше, — сказал я настойчиво.
Из-за моей спины вышел ее юный паж, на подносе массивная чернильница из серебра, золотой стаканчик для перьев, там их целый пук, а также большая королевская печать.
Ротильда, поморщившись, схватила перо, я услужливо расстелил перед нею лист, придерживая края, чтобы не скрутились обратно в трубочку.
Задержав на мгновение руку, Ротильда быстро пробежала глазами первые строки, там насчет недопущения потравы полей одного лорда другим лордом, хотя вообще нужно бы написать «скотом лорда», хотя кто заметит разницу, вон и Ротильда быстро подмахнула, я тут же подал второй, третий, четвертый…
Следующие уже не читала, ставила росчерк быстро, энергично, даже по этому жесту видно сильную и уверенную женщину, а я прижимал печатью и тут же подавал следующий лист, а печать держу наготове, чтобы шлепнуть сразу, захватывая краем растопленного сургуча хвостик подписи.
Мне кажется, ей все-таки нравится, что я вот так прислуживаю при всех, даже фрейлины начинают поглядывать на меня свысока.
Я дождался последней бумаги, собрал все в кучу, поклонился и отступил.
— Не буду мешать столь увлекательному занятию! Продолжайте с финтифлюшками…
Одна из фрейлин, самая смелая, возразила дерзко, играя глазками и поводя игриво оголенными плечами:
— У нас не финтифлюшки, а настоящие финтифлейки!
— А-а-а, — сказал я, — тогда другое дело.
За дверью ожидал Норберт, сразу шагнул навстречу, стараясь не делать это слишком заметно на глазах придворных, тут же обративших внимание на двух высших армейских лордов у двери королевы.
— Получили?
Голос у него был взволнованный. Я ухмыльнулся, кивнул.
— Да, подписала все. В том числе и Великую Хартию прав и обязанностей жителей Мезины.
Он спросил шепотом:
— Как вам удалось? Может, лекаря вызвать?
— Зачем?
— Ну, она ж там, наверное, на полу до полусмерти избитая, с вывернутыми руками, отбитыми почками…
Я сказал наставительно:
— Ротильду ни под какими пытками нельзя заставить делать то, чего не восхочет сама.
— Но…
— Она не сталкивалась с вашим сюзереном, — заверил я победно. — Это такое чудовище, скажу вам… Вот, возьмите. Передайте главам гильдий в их передвижную палату представителей. Пусть убедятся, что королева подписала и обязуется соблюдать закон. А если вдруг почему-то ни с того ни с сего восхочет делать что-то вопреки, то это она преступница, а не они.
Он бережно взял свернутый в трубочку лист.
— Позвольте идти? Надо торопиться.
— Да, — сказал я, — нужно, чтобы успело прочесть как можно больше народу. Главы гильдий могут не читать, им достаточно сказать, что королева поставила подпись. А вот парламентариям нужно не просто прочесть, но и выучить, чтобы в своих медвежьих углах толковать своим избирателям.
Он исчез, а через полчаса Ханкбек передал мне подписанный Ротильдой приказ о немедленном аресте ряда лордов, обвиненных ею в измене.
Пока я бегло просматривал список виновников, он стоял рядом, страдальчески кривился и наблюдал, как я читаю.
— Ну что ж, — сказал я, — почерк красивый.
Он сказал осторожно:
— И как королева, тоже очень и даже крайне красивая женщина.
— Она еще не королева, — напомнил я, — вот пройдет инаугурация, тогда уже пусть подписывает что хочет своим полным и любым пышным титулом.
— Ваше высочество?
Я посмотрел на него с удивлением.
— Ханкбек, что тут непонятного? Все приказы, которые отдает королева, не имеют отныне силы, пока их не утвердит парламент. Кроме того, в Хартии четко записано: никто не смеет арестовывать и судить кого-либо по своей прихоти, а только судом равных!..
Он ушел, вскоре в коридоре раздался приближающийся вопль. В мою комнату Ротильда влетела, как огромная летучая мышь, только что не вцепилась когтями, но глаза полыхают таким восхитительным бешенством, что я сказал почти ласково:
