— Знаете, Ваше Величество, я мог бы сказать, что мне наплевать на ваши женские вопли, что ничего не имеют общего с достоинством королевы или рассудительностью политика. Мог бы сказать даже, что мне насрать… да-да, я много провожу времени среди солдат и часто общаюсь на их языке, а они говорят то, что думают. Но я бесконечно добр, чему сам несказанно изумляюсь… и потому отвечу вам с той сдержанностью и вежливостью, которую вы безусловно заслуживаете как исключительно красивая женщина с восхитительно рыжими волосами и бесподобными глазами, о которых мне мои лорды все ухи прожужжакали.
Бледная и злая, она даже не среагировала на комплимент, даже не спросила поименно, кто эти лорды, я видел, с каким усилием, с великим трудом взяла себя в руки и замолчала, но в лице оставалась неукротимая ярость, а зеленые глаза полыхают нерассуждающим бешенством.
— Что, — прошипела она, — ты задумал?
— Задумывать я ничего не задумывал, — сказал я холодновато, — кроме как посадить вас на трон и галопом вернуться в другие земли, где мое присутствие необходимо просто не знаю как.
— И что… изменилось?
— Да ничего, — ответил я. — После коронации сразу же и отбуду.
— Тогда… почему…
Я сказал терпеливо:
— Вам навредит это навязчивое желание казнить всех, кто поддержал Голдвина. А также отнять земли и титулы у тех, кто не поддержал вас, когда Голдвин захватил власть…
— Разве их предательство того не заслуживает?
Я пожал плечами.
— Есть верность человеку, в данном случае — королеве, а есть верность Отчизне. Это я так красиво и непонятно о королевстве Мезина. На мой взгляд, их верность королевству пересилила.
Она замотала головой так, что зеленые глаза слились в восхитительно прекрасную полосу изумрудного огня, а красные волосы красиво растрепались.
— Нет!.. Они нарушили верность мне!
Я поинтересовался:
— А они приносили клятву верности именно королеве Ротильде? Или Ротильда просто продолжала править, как правила при живом короле Гергенте Великом?
Она запнулась с ответом, наконец почти прорычала в гневе:
— Ну, этот пустяк я упустила. Надо было сразу начать с коронации. Король умер, да здравствует королева!
— Могло и не пройти, — заметил я.
Она возразила дерзко:
— Почему? Я бы всех держала в кулаке! Но сейчас это неважно. Я казню изменников… ладно-ладно, только самых отъявленных, отберу у некоторых земли и крепости, предательство должно быть наказано наглядно для других, а затем буду править мудро и справедливо.
— Гм, — сказал я. — Хорошо, я тоже за то, чтобы все было мудро и справедливо. А пока, прости, мне надо отдать кое-какие распоряжения.
Я вышел из комнаты, там кроме стражи еще и двое гонцов, оба сразу вскочили и вытянулись.
— Вольно, ребята, — сказал я, — я тут как бы сбоку. Мне тут сообщили, что я должен явиться и получить инструкции… Так что пока бдите и еще раз бдите…
Один осмелился спросить в полном недоумении:
— Инструкции?.. Вы?.. Ваше высочество?..
— Точно-точно, — подтвердил я. — Причем, учтите, пойду смиренно. Ибо христианин есмь!
Оба испуганно перекрестились, я сделал постное лицо и прошел по коридору до конца, а затем сбежал по лестнице в зал.
Главный церемониймейстер покачал головой и степенно шагнул навстречу.
— Ваше высочество, — пророкотал он генеральским басом, — от этих привычек вам придется отказаться…
— От каких?
— От этих, — ответил он. — И подобных. Ну там сбегать вот так несолидно по лестнице, вертеть головой, да еще по сторонам, улыбаться слишком широко, ибо надлежит всегда сдержанно и с особенным достоинством мужа королевы…
Я сказал весело:
— Дык мы ж давно поженились, какие проблемы?
— Проблемы есть, — сообщил он. — Вы женились на изгнаннице, и ваш титул был выше, но сейчас она готовится вступить на трон как королева Мезины, законная и помазанная на царствие!.. Это тот высочайший уровень, при котором все ее окружение должно вести себя соответственно достойно, начиная от простых слуг и заканчивая ее мужем.
— Гм…
— Вот-вот, призадумайтесь. Как я и обещал, я согласился преподать вам некоторые особые правила этикета, которые существуют во всех королевских дворах…
Я сказал с интересом:
— Ой, я так люблю учиться!
— Учиться придется многому, — сказал он снисходительно. — Законная власть восстановлена, потому все возвращается к порядку. Королевство должно жить в мире и согласии, потому я полагаю…
— Совершенно с вами согласен, — сказал я. — Хотя леди Ротильда еще не коронована…
Он возразил тем же голосом, словно вещал с облаков:
— Это произойдет уже завтра, но вы здесь, понятно, человек весьма новый, учиться придется очень многому, потому давайте начну вам разъяснять и указывать…
— Чрезвычайно признателен, — сказал я любезно. — Обожаю, когда мне разъясняют. Доступно. А главное, указывают.
— Для начала, — проговорил он величаво, — позвольте показать вам вашу комнату. Нет, не ту, которую вы облюбовали, а традиционную, которую всегда в Мезине занимали жены королей и которая теперь будет вашей…
— Не стану брыкаться, — ответил я. — Комнаты я люблю.
Мы вошли в просторную комнату с изящной мебелью в розовых тонах, с пухлыми ангелочками на стенах и потолке, кресла тоже обтянуты розовой тканью, даже светильники заправлены, как понимаю, розовым маслом, ибо свет распространяют тоже розовый, как и благоухание, что я бы назвал тоже розовым, хотя пока не прибегаю к запаховому зрению.
— Мило, — сказал я, — весьма мило.
Он даже не осматривался, прямой и величавый, пророкотал важно и значительно:
— Эту комнату обставила впервые жена короля Цапера, потом кое-что из мебели заменила жена короля Детерда…
— Тоже блондинка? — спросил я.
Он посмотрел на меня в носорожьем недоумении.
— Простите…
— Неважно, — сказал я, — продолжайте. Я к тому, что все розовое. Но все же лучше, чем голубое.
Он поморщился.
— Почему голубое? При чем тут голубое? Голубой цвет ничего не символизирует… Так вот, две жены короля Лаунда, что был следующим, ничего не успели, жизнь бедняжек была коротка, но вторая жена короля сменила всю обивку, а цвет несколько подправила на более светлый…
— Но все такой же розовый? — спросил я.
Он даже не наклонил голову.
— Разумеется! Женщины…
— А супруга короля Гергента Великого, — поинтересовался я, — что-то меняла?
