— Конечно нет. Ее муж занимал важную должность. Закусочная появилась позже — после того, как она все потеряла. Когда я вижусь с миссис Фудзивара, то говорю себе — надо брать с нее пример, смотреть в будущее с надеждой. Во многих отношениях она потеряла больше, чем я. Поглядите на меня теперь. У меня скоро появится собственная семья.
— Да, ваша правда. — Ветер растрепал волосы Сатико, тщательно причесанные. Она провела по ним рукой и глубоко вздохнула: — До чего же вы правы, Эцуко: нельзя же постоянно оглядываться назад. Война лишила меня многого, но у меня остается дочь. Вы правы: надо смотреть в будущее.
— Знаете, — сказала я, — я только на этих днях всерьез задумалась, как оно будет дальше. То есть, иметь ребенка. Теперь мне уже не так боязно. Хочу смотреть в будущее с надеждой. И не терять уверенности.
— Так и должно быть, Эцуко. В конце концов, вам есть чего ожидать. Совсем скоро узнаете, что только ради того, чтобы стать матерью, и стоит жить. Что мне до того, если в доме у дядюшки будет скучно? Главное, что мне нужно, — это благополучие моей дочери. Мы найдем ей лучших частных учителей, и она живо наверстает школьную программу. Вы правы, Эцуко, надо смотреть в будущее с надеждой.
— Я рада, что вы так считаете, — подхватила я. — Нам обеим есть за что быть благодарными. Пусть война отняла у нас многое, нам еще есть чего ожидать.
— Да, Эцуко. Нам еще есть чего ожидать.
Марико подошла ближе и встала перед нами. Наверное, она слышала кое-что из нашего разговора, так как обратилась ко мне:
— Мы собираемся снова жить вместе с Ясуко-сан. Мама вам сказала?
— Да, сказала. Тебе ведь хочется снова жить там, Марико-сан?
— Теперь мы сможем держать у себя котят, — ответила девочка. — Места в доме у Ясуко-сан много.
— Мы еще об этом подумаем, Марико, — заметила Сатико.
Марико, взглянув на мать, сказала:
— Но Ясуко-сан любит кошек. И к тому же Мару до того, как мы ее взяли, была кошкой Ясуко-сан. Значит, и котята тоже ее.
— Да, Марико, но нам нужно об этом подумать. Посмотрим, что на это скажет отец Ясуко-сан.
Девочка сердито взглянула на мать, потом снова повернулась ко мне:
— Мы сможем держать у себя котят, — с серьезным видом повторила она.
Полдень уже миновал, когда мы снова оказались на лужайке, где вышли из вагончика фуникулера. В наших коробках для провизии еще оставались печенье и шоколад, и мы сели перекусить за один из столиков для пикника. На другом конце лужайки, У металлического ограждения, собралось несколько человек, дожидавшихся обратного рейса вагончика.
За столиком мы просидели совсем недолго, когда чей-то голос заставил нас поднять головы. Через лужайку большими шагами, широко улыбаясь, к нам направлялась американка. Без тени смущения она уселась за наш столик, поочередно приветствовала нас улыбкой, а потом обратилась к Сатико по-английски. Похоже, она была рада случаю пообщаться не только с помощью жестов. Оглядевшись, я заметила поблизости японку: она натягивала на сына куртку. Она явно была не в таком восторге от нашего общества, однако, улыбаясь, подошла к столику. Она села напротив меня, ее сын расположился рядом, и я могла сравнить, насколько их лица выглядели одинаково пухлыми — в особенности бросались в глаза одутловатые щеки, обвислостью напоминавшие бульдожьи. Американка без устали что-то громко втолковывала Сатико.
Когда к нашей компании присоединились чужие, Марико развернула свой альбом и начала рисовать. Пухлолицая японка, обменявшись со мной любезностями, обратилась к девочке:
— Как ты провела сегодняшний день — хорошо? Здесь, наверху, славно, правда?
Марико, не поднимая глаз, водила по бумаге цветным карандашом. Женщина, однако, и не думала отставать.
— Что ты там рисуешь? — поинтересовалась она. — Выглядит очень мило.
На этот раз Марико оторвалась от рисования и холодно оглядела женщину.
— Выглядит очень мило. Можно нам посмотреть? — Женщина протянула руку и взяла альбом. — Ну, не прелесть ли это, Акира? — обратилась она к сыну. — Вот умница девочка, правда?
Мальчик перегнулся через стол, чтобы лучше видеть рисунки. Он поглядел на них с любопытством, но не сказал ни слова.
— В самом деле, просто прелесть. — Женщина переворачивала страницы альбома. — Ты все это сегодня нарисовала?
Марико ответила не сразу:
— Карандаши новые. Мы купили их сегодня утром. А новыми рисовать труднее.
— Ясно. Да, новыми карандашами рисовать труднее, так? Вот Акира тоже рисует, правда?
— Рисовать нетрудно, — отозвался мальчик.
— Эти картинки, Акира, ну разве не прелесть? Марико показала пальцем на открытую страницу:
— Вот этот рисунок мне не нравится. Карандаш плохо заточился. Рисунок на следующей странице лучше.
— О да. Этот просто чудо!
— Я сделала его в гавани. Но там было шумно и жарко, поэтому я спешила.
— Но он замечательный. Тебе нравится рисовать?
— Да.
Сатико и американка тоже обратили внимание на альбом. Американка, указав на рисунок, громко повторила несколько раз слово, обозначавшее по-японски «восхитительно».
— А это что? — не унималась японка. — Бабочка! Должно быть, нелегко было ее так хорошо нарисовать. Вряд ли она могла долго сидеть неподвижно.
— Я ее запомнила, — ответила Марико. — Видела другую раньше.
Женщина кивнула, потом повернулась к Сатико:
— Какая умница ваша дочь. Для ребенка, думаю, очень похвально полагаться на память и на воображение. Столько детей в ее возрасте все еще просто копируют с книг.
— Да, — согласилась Сатико. — Наверное.
Меня немного удивил ее резковатый тон: только что она беседовала с американкой самым любезным образом. Толстый мальчик еще больше перегнулся через стол и ткнул пальцем в страницу.
— Эти корабли чересчур большие. Если вот это дерево, то тогда корабли должны быть гораздо меньше.
Его мать ненадолго задумалась.
— Что ж, возможно. Но все же это чудесная картинка. Разве не так, Акира?
— Корабли чересчур большие, — повторил мальчик.
Женщина засмеялась:
— Вы должны извинить Акиру, — обратилась она к Сатико. — Видите ли, по рисованию у него довольно известный наставник, и понятно, что он гораздо лучше разбирается в таких вещах, чем большинство детей его возраста. У вашей дочери тоже есть учитель рисования?
— Нет. — Тон Сатико оставался недвусмысленно холодным. Женщина, казалось, ничего не замечала.
— Это вовсе не плохая идея, — продолжала она. — Мой муж поначалу был против. Он считал, что для Акиры вполне достаточно домашних репетиторов по математике и естественным наукам. Но я думаю, рисование тоже немаловажно. Ребенок должен развивать воображение сызмала. Все учителя в школе со мной согласились. Но лучшие успехи у Акиры по математике. По-моему, математика очень важна, не правда ли?
