В землянке оказалось просторно, чисто, и особенно поразил запах, а точнее, воздух: дыхание замедлилось само по себе, голова просветлела и отлетел сон. Ему хотелось поговорить — это был первый такой контакт, но хозяин завалился на топчан и уснул под раскаты грома. Зато утром разбудил и знаком позвал за собой, как выяснилось, на литургию. Космач не прятался, просто стал чуть в стороне, а старцы выстроились полукругом, и служба началась.
Весь этот обряд, чтение стихов, мощное хоровое пение на незнакомом языке, да и само звучание языка, впрочем, как весь жизненный уклад старцев, был бы невероятно интересен для филолога или этнографа; Космач искал письменные исторические источники, ту самую либерею, за которой прибежал в такую даль. А похоже, Клавдий Сорока обманул, в монастыре не было ни одной постройки, подходящей для хранения огромной библиотеки, — по келейкам ее не растащишь и в сарайчик не спрячешь. Обследование окрестностей тоже ничего не дало, по крайней мере на два километра вокруг никаких признаков потаенного хранилища, одни угольные ямы да какие-то непонятные круги, выложенные из камня.
Сразу же после литургии Космач спросил Клестиана Алфеевича напрямую:
— Покажи царские книги?
Тот охотно зазвал в землянку, вытащил из-под топчана самодельный деревянный сундук.
— Гляди, коль есть охота.
Сундук оказался забитым берестой. Это были списки, выполненные, может, лет сто назад с неких первоисточников, тексты на трех языках — древнерусском, греческом и арабском, выдавленные по мягкой бересте и написанные чернилами вишневого цвета. Что мог, Космач прочитал сам, остальное ему переводил Клестя-малой. Переписчики тщательно скопировали требники, заповеди отцов церкви, наставления по богослужению, возможно, первых христиан. Несомненно, это были следы символа Третьего Рима, однако всего лишь следы, более интересные для богословов и археографов.
— А где же оригиналы? — между прочим спросил Космач. — Откуда все это списали?
— Нету, — просто ответил старец. — Когда пришел на Сон-реку, уже не было. Тебя Сорока с толку сбил?
— Сорока…
— Нашел кому верить. — Клестиан Алфеевич к уху склонился и зашептал: — Я один скажу тебе, где. У остальных спросишь, обманут, скажут, мы их в бочки засмолили и утопили в реке. Никто тебе правды не скажет! На самом деле на Сон-реке лет семьдесят тому раскол случился. Токмо о нем помалкивают старцы. Вышел сначала спор великий: братия говорит, царя в России нету, надо выходить в мир, а наставник Амвросий Нагой с малым числом старцев против встал, мол, анчихрист пришел, еще далее в леса бежать надобно. Амвросия прогнали из монастыря, а либерея по праву всегда достается гонимым. Так он построил великие лодки, погрузил царские книги и уплыл с верными старцами по Сон-реке. А нам одна береста досталась, и с той поры без наставника живем. И поделом!
— И где же теперь Амвросий? — безнадежно спросил Космач.
— Кто его знает?.. Говорили, где-то на устье причалил. Но сколько ни ходили по Сон-реке, никто устья не мог отыскать. Я, грешным делом, тоже бегал. Ушел вниз, как Амвросий поплыл, до заморозков бродил, со зверями дикими сражался, тонул и горел. Через все прошел, а возвратился в монастырь сверху. Должно, где-то сбился с пути. Не может ведь река по кругу бежать?
* * *
Он не спал и потому слышал, как скрипнули ступеньки деревянной лестницы и кто-то осторожно, в мягкой обуви прошел по залу: вероятно, толстяк не мог уснуть и спустился вниз. Он что-то принес и поставил на столик, затем сходил к вешалке и бережно укрыл Космача шубой.
— Я не сплю, — проговорил тот, не открывая глаз.
— Это хорошее состояние отдыха — между сном и явью, — прозвучал в ответ незнакомый голос и, напротив, почувствовался слишком знакомый запах. — Все равно, с добрым утром, Юра.
Космач не шевельнулся, только веки поднял.
Напротив за столиком сидел Данила и аккуратно набивал трубку. Живой, здоровый, помолодевший и даже ничуть не заикался!
Проще и естественней было бы встретиться с неприступным Цидиком, чем с Василием Васильевичем, почти умиравшим, когда уезжал к сестре в Севастополь, и, казалось, безвозвратно утраченным, как выпавший молочный зуб.
Откуда он здесь?..
— Все равно, здравствуйте. — Космач сел. — Хотя я где-то между сном и явью…
— Нет, я тебя разбудил, — привычно широко улыбнулся Данила и неторопливо, со вкусом распалил трубку. — И я не двойник. Знаю, вы там меня давно похоронили… Но видишь, я вернулся. Как заяц под гончаками, вернулся и на второй круг пошел.
Одет он был по-домашнему, словно только что встал с постели: длинный махровый халат поверх пижамы, тапочки и шейный платок, которого он сроду не носил.
— А где же… дефект речи? — совсем не к месту спросил Космач. — Тоже морской климат?..
Бывший завкафедрой бережно положил трубку на специальную подставку и стал намахивать на себя струйку дыма.
— Юрка, кончай издеваться. Какой там климат? Ты же знаешь, я заикаюсь только в минуты сильного волнения.
— Не замечал…
— Погоди, ты почему со мной разговариваешь так, будто не рад?
— От шока отойти не могу…
— Сейчас снимем шок. — Данила достал из бара новую бутылку. — Ты, кажется, с коньяка начал?
— Нет, я ничего не пил, только кофе.
— За встречу придется!
Пока он ходил к шкафу за чистыми бокалами и разливал, Космач мысленно пробежал по цепочке, приведшей его сюда, но в обратном порядке. Выходило, что водитель «волги» и толстяк напрямую связаны с прилизанной аспиранткой. Она всучила деньги за билеты и вывела через черный ход прямо в их руки.
Неужели Данила служит Цидику? Не может быть!
Впрочем, кто знает, как погнали его гончаки по второму кругу?
— Мне врачи запретили и пить, и курить. — Он подал коньяк. — Так что я только нюхаю. Ну, язык мочу, как кот. А ты выпей.
Космач вылил в рот коньяк и откатил от себя бокал.
— Еще плесните.
— Ради бога!
— И еще я не замечал, что вы любите сюрпризы, разные там спецэффекты.
— Это ты про что?
— Коль узнали, что я прилетел к Цидику, могли бы подтянуться туда. Встретились бы возле постели умирающего…
— Т-ты что, б-больной? — резво подскочил Данила.
— Вот теперь вижу.
— Ч-что ты видишь? Н-ну, охломон!..
— Что заикаетесь вы при сильном волнении. Василий Васильевич все-таки отхлебнул коньяка и стал раскуривать трубку.
— Я не понял, зачем надо было посылать за мной этих мужиков? Под разными предлогами тащить меня в этот… домик? Сказали бы, что к вам, — сам бы поехал.
