Представь себе, что будет, если их партия выйдет из подполья с этим символом.
— Не выйдет, — усмехнулся Космач. Ровда будто не услышал этого.
— Премьера лихорадит от одной мысли… В общем, ты займешься этой проблемой.
— Пусть премьер успокоится, библиотеку никто не найдет.
— Ты все понял, Юрий Николаевич?
— В общем, да. Только одна просьба.
— Говори.
— Даже заключенным полагается прогулка. Хоть на полчасика бы на воздух? Засиделся я в помещениях, развеяться бы, погулять, подумать?
— Ну что дурака-то валяешь? — Ровда чокнулся с ним и выпил. — Гуляй хоть всю ночь. Только по территории части и в сопровождении телохранителя. Но это в целях твоей же безопасности. Ты пока не знаешь обстановки и что значит вторая категория охраны.
— Значит, есть и третья?
— Есть первая, когда мы все сидим в подполье, — проворчал Сергей Иванович, натягивая куртку. — Как в оккупированной стране…
Проводив его, Космач выждал четверть часа, после чего снял пиджак, отпорол подкладку, из-под нее достал паспорт, разогнул скрепки, корки снял, изорвал и бросил в унитаз, спустив воду. Листы же разделил на две части и вместе с билетом на самолет засунул между тканью и ватными подплечниками. Деньги распихал в лацканы с тыльной стороны, а записную книжку пролистал и с сожалением тоже отправил в унитаз. Оставалось еще не прочитанное письмо Цидика к профессору Желтякову. Космач разрезал конверт, достал лист бумаги, сложенный вдвое. Текст был старомодный, но лаконичный и емкий, да и почерк больного академика вполне разборчив.
«Брат мой, Герман Лаврентьевич, — писал Барвин. — Имею честь представить моего ученика Юрия Николаевича Космача. Не оставь сего отрока без твоего благосклонного участия и наставления, ибо он заслуживает нашего внимания. Считай, это моя последняя воля. Барвин».
Ниже была его характерная, известная по публикациям, роспись и дата, совпадающая с датой смерти.
Еще не зная содержания, он хотел уничтожить это письмо в любом случае, но когда прочитал, заколебался: во-первых, это был документ, подтверждающий, что «совесть нации» могла, мягко говоря, кривить душой, называя Космача учеником. Во-вторых, Цидик, по сути, выдал ему мандат, с которым будет довольно легко найти загадочную личность Желтякова.
И наконец, кем бы ни был академик, это письмо уже исторический документ, последний автограф…
Он долго искал место, куда бы спрятать письмо, пока не остановился на брюках. Осторожно подрезал корсажную ленту на поясе, сложил конверт в несколько раз, промял сгибы ложкой и запихал поближе к спине. Потом оделся, проверил, не хрустит ли где бумага, охлопал плечи и лацканы — при поверхностном обыске вряд ли найдут.
В двенадцатом часу он решил, что самое время для прогулки перед сном, надел шубу, взял шапку и вышел в коридор. Охранник в черной форме стоял на лестничной площадке, как влитой, автомат на шее, руки на автомате — фашист.
— Пойдем погуляем? — предложил Космач.
Вероятно, Ровда сделал соответствующее распоряжение, часовой слова не сказал, снял с вешалки пуховую куртку и жестом указал на ступени, мол, иди вперед.
Вышли через подземный гараж, встретив по пути еще один пост, у въезда. На улице было тепло, под ногами чавкало, с крыш капало, а с танковых башен сползали шапки снега. Поскольку Космач оказался направляющим, то шел куда хотел, охранник следовал в трех шагах сзади. Однако скоро выяснилось, что ходить можно лишь там, где расчищено, в других местах снегу было выше колена. Остановился перед танками, выстроенными по фронту, спросил тоном скучающего обывателя:
— Откуда здесь столько техники? Кладбище!
— Из Германии вывели, — охотно объяснил телохранитель.
— И куда ее? В переплавку?
— Что вы, это новейшие танки, Т-80. Только в Индию продают.
— Сроду внутри не был, — признался Космач. — В Морфлоте служил… Вот бы прокатиться?
— Мечтать не вредно, — многозначительно отозвался страж.
— Да уж…
Миновав ряды ангаров по наезженной дороге, Космач свернул на тропинку, но через сотню метров уперся в трехэтажное здание. Периметр воинской части освещался фонарями и был где-то близко, за складами, но подойти к нему не удавалось. Чтоб не вызвать подозрений охранника, Космач около получаса болтался посреди нагромождения бронетехники, дважды прошел мимо особняка, где располагался ГУРА, прогулочным шагом сходил чуть ли не до КПП. На обратном пути обнаружил дом, в котором было караульное помещение: разводящий повел смену на посты, цепочка из пяти солдат потянулась мимо пустых казарм к ограждению. Сделав небольшой круг, Космач будто бы случайно натолкнулся на ледяную дорожку, накатанную солдатскими сапогами, и когда освещенный забор оказался в двадцати шагах, охранник подал голос:
— Не будем волновать караул, берите левее.
Не оглядываясь, Космач выполнил команду, однако успел заметить, что забор из железобетонных плит, высотой метра два с половиной и по верху обрамлен жидкой спиралью искристой колючей проволоки.
И что еще было полной неожиданностью — часовой по периметру передвигался на лыжах, гремящих по заледенелой лыжне.
После такой прогулки он вообще потерял сон. Тщательный осмотр номера ничего не дал — не оказалось ни одного предмета, который можно приспособить для резки колючей проволоки. Надо было бы успокоиться и отбросить мысль о побеге, по крайней мере отсюда, но он лежал и вспоминал свои инструменты в Холомницах: старые, но мощные ножницы по металлу, доставшиеся по наследству от старого хозяина дома, кусачки, бокорезы… Сейчас бы простые плоскогубцы сгодились! Потом долго и навязчиво думал, где можно их взять, и получалось, всего в двух местах — в гараже, где видел слесарный верстак и шкафы, и еще в танке, где должен быть ремкомплект.
Но люки танков, скорее всего, наглухо задраены, а незаметно найти и взять плоскогубцы в гараже почти нереально…
В половине четвертого утра Космач выглянул в коридор. Фашист маялся на своем посту, боролся со сном и еще с жарой: расстегнул куртку, закатал рукава…
— Может, подышим свежим воздухом? — Космач прихватил шубу. — Почему так топят-то?
Он не собирался бежать, безрассудное желание постепенно угасало, однако когда очутились на улице и порядочно отошли от особняка управления, в голове вновь засвербило, будто в носу перед тем как чихнуть. И все-таки Космач удержался бы, но охранник спровоцировал сам. Он бросил куртку на снег, положил автомат и, сняв черную форму, стал умываться снегом, кряхтел, отфыркивался и будто умышленно подставлял ухо…
От короткого и мощного удара фашист завалился набок и затих, так что добавлять не пришлось. Мгновением позже Космач понял, что сделал глупость, но было поздно. Он разрядил автомат, закинул магазин подальше в снег, затем снял шубу и набросил на охранника — слишком приметная и бежать тяжело.
