– Мне ваш ответ показался несколько странным, господин Оно, – сказал Мацуда, – вот я и решил сам заехать к вам и выяснить, в чем, собственно, дело.
Я холодно на него посмотрел:
– По-моему, в своем письме я достаточно четко обозначил свою позицию. Впрочем, с вашей стороны было весьма любезно меня навестить.
Мацуда улыбнулся, и от уголков его глаз сразу разбежались лучики морщинок.
– Господин Оно, – сказал он, – по-моему, вы отказываетесь от весьма важной возможности укрепить свою репутацию. Прошу вас, объясните мне следующую вещь: когда вы так твердо заявили, что не желаете иметь с нами ничего общего, это было ваше личное мнение? Или, может быть, это мнение, навязанное вашим учителем?
– Естественно, я прислушиваюсь к советам своего учителя, – спокойно ответил я. – И я совершенно уверен, что решение, о котором я сообщил вам в письме, является единственно правильным. Вы были чрезвычайно любезны, приехав сюда, но, к сожалению, я сейчас очень занят и не могу пригласить вас войти. А потому позвольте откланяться и пожелать вам всего наилучшего.
– Погодите минутку, господин Оно, прошу вас, – сказал, улыбаясь, Мацуда. Теперь улыбка его выглядела откровенно насмешливой. Он на несколько шагов приблизился к веранде и, подняв голову, посмотрел мне прямо в лицо. – Честно говоря, вопрос о выставке меня совершенно не волнует. Там и без вас хватает достойных художников. Я приехал сюда, господин Оно, просто потому, что хотел с вами познакомиться.
– Правда? Как это мило!
– Да, я действительно хотел с вами познакомиться и сказать, что ваши работы, которые мне удалось посмотреть, произвели на меня глубокое впечатление. По-моему, у вас большой талант, господин Оно.
– Вы слишком добры. А я, несомненно, очень многим обязан своему замечательному учителю.
– Несомненно. А теперь, господин Оно, давайте забудем об этой выставке. Вы должны понять, что я не просто сотрудник «Окада-Сингэн», не просто чиновник, а истинный любитель искусства. И обладаю собственными убеждениями и пристрастиями. А потому, когда я порой, хотя это случается и нечасто, встречаю проявление истинного таланта, это по-настоящему меня волнует, и я испытываю потребность что-то сделать для такого человека. Мне бы хотелось обсудить с вами кое-какие идеи, господин Оно. Вам эти идеи, возможно, даже в голову никогда не приходили, но, осмелюсь предположить, они окажутся весьма полезными для вашего развития как художника. Впрочем, не стану более вас задерживать. Позвольте мне лишь оставить вам свою визитную карточку с номером телефона.
Он достал из бумажника карточку, положил ее на краешек веранды, коротко кивнул и удалился. Но, дойдя до середины двора, вдруг обернулся и крикнул мне:
– Прошу вас, отнеситесь к моей просьбе внимательно, господин Оно. Я ведь всего лишь хочу обсудить с вами кое-какие идеи, ничего больше.
Это случилось почти тридцать лет назад; мы оба были тогда молоды и честолюбивы. А вот вчера Мацуда выглядел совсем иначе. Недуги истерзали его тело, а некогда красивое надменное лицо сильно портило то, что дрожащая нижняя челюсть, казалось, никак не могла соединиться с верхней. Мацуда вошел в гостиную в сопровождении той женщины, что впустила меня в дом. Она помогла ему сесть поудобнее и ушла. Когда мы остались одни, он посмотрел на меня и сказал:
– Ты, похоже, хорошо сохранился. Должно быть, следил за своим здоровьем. А я, как видишь, стал сущей развалиной со времен нашей последней встречи.
Я выразил ему сочувствие, но постарался заверить его, что выглядит он совсем не так плохо.
– Не дури мне голову, Оно, – возразил он с улыбкой – Уж я-то знаю, как быстро тают мои силы.
И похоже, сделать уже ничего нельзя. Приходится просто ждать и смотреть, сумеет ли мое тело выкарабкаться или же мне станет еще хуже. Все, хватит о грустном. Я, правда, несколько удивлен тем, что ты вдруг решил навестить меня. Расстались мы, по-моему, далеко не друзьями.
– Вот как? Но ведь мы, кажется, не ссорились?
– Разумеется, нет. С какой бы стати нам ссориться? И я очень рад, что ты снова заглянул ко мне. Мы, должно быть, уж года три как не виделись.
– Да, примерно так. Но я и не думал избегать тебя. Я давно уже к тебе собирался, но то одно, то другое…
– Естественно, – сказал Мацуда. – Ведь забот у тебя хватает. Ты уж прости, что я не смог присутствовать на похоронах Митико-сан. Я все хотел написать, выразить свои соболезнования… Но дело в том, что я узнал о случившемся лишь спустя несколько дней. И потом, естественно, мое собственное здоровье…
– Да, конечно, я понимаю. Да Митико наверняка даже смутили бы чересчур многолюдные похороны. Во всяком случае, она знала, как ты к ней относишься.
– Я помню, как вас с ней знакомили. – Он улыбнулся и покивал головой. – Знаешь, Оно, я тогда так радовался за вас.
– Это правда, я помню, – я тоже улыбнулся. – Да ты же нас и сосватал. А вот твой дядюшка с этой задачей справиться не сумел.
– Верно, – улыбнулся Мацуда. – Как приятно снова все это вспомнить! Дядя все время так терялся, что ничего не мог толком ни сказать, ни сделать – тут же багровел и умолкал. Помнишь, как это выглядело на вашей предсвадебной встрече в отеле «Янагимати»?
Мы оба немного посмеялись, и я сказал:
– Да, ты тогда очень много для нас сделал. Вряд ли без тебя все это так хорошо бы закончилось. Митико всегда вспоминала о тебе с благодарностью.
– Как все-таки это ужасно! – вздохнул Мацуда. – Погибнуть, когда война почти уже кончилась! Я слышал, это был какой-то внезапный налет?
– Да. И больше почти никто не пострадал. Это действительно ужасно, ты правильно сказал.
– Прости. Я невольно разбудил горькие воспоминания…
– Нет, ничего. Мне даже приятно поговорить о ней с тобой. Я сразу вижу ее такой, какой она была когда-то.
– Да, понимаю.
Все та же женщина принесла нам чай. Когда она ставила на столик поднос, Мацуда сказал ей:
– Госпожа Судзуки, это мой старый коллега. Когда-то мы были очень близкими друзьями.
Женщина повернулась ко мне и поклонилась.
– Госпожа Судзуки у меня и домоправительница, и нянька, – отрекомендовал ее Мацуда. – Только благодаря ей я все еще дышу.
Госпожа Судзуки тихонько засмеялась, еще раз поклонилась и ушла.
После ее ухода мы несколько минут сидели молча и смотрели в сад – перегородки госпожа Судзуки предусмотрительно раздвинула. С того места, где я сидел, была видна пара соломенных сандалий, оставленных на веранде в солнечном пятне, но самого сада видно почти не было, и мне даже захотелось встать и выйти на веранду. Понимая, однако, что Мацуда тоже наверняка захочет пойти со мной, а сделать это ему будет мучительно трудно, я решил остаться на месте; сидел и думал, сильно ли изменился его сад, или остался таким, как прежде. Насколько я его помнил, он хоть и был невелик, но обустроен с большим вкусом: лужайка, заросшая мягким мхом, несколько небольших изящной формы деревьев и глубокий пруд. Сидя рядом с Мацудой, я услышал снаружи характерный всплеск и собрался было спросить, по-прежнему ли он держит в пруду карпов, как он заговорил сам:
