Когда-то таким образом деду Ерофею привели жену — бабку Ражного, красавицу невиданную, из-за которой, собственно, и таскали деда, пытаясь засадить в лагерь.
Теперь не то что дочерей, но и жеребят, а тем более, ловчих птиц, не давали в дар, и приношение вотчиннику напоминало примитивную взятку, ибо из однолетнего жеребчика ещё нужно было вырастить коня, кормить его, ухаживать, обучать — одним словом, душу вкладывать. И с соколом не возьмёшь большую добычу, разве что утку или перепела…
Нынче считалось достойным даром, если вотчиннику пригоняли машину, как Колеватый…
Ражный вёз волка…
Хозяин Вятскополянского Урочища Николай Голован был сельским священником, и отыскать его оказалось совсем не трудно, как, впрочем, и саму Рощу. Дабы побороть «чародейские» обычаи, ещё при Алексее Михайловиче в дубраве поставили деревянный храм, а служить в нем поставили аракса, вотчинника Голована, таким образом примирив доселе непримиримое. Спустя шестьдесят лет воздвигли каменный, двухэтажный, с колокольней, видимой на много километров. И тут же, при храме, сделали приходское кладбище, так что жители из близлежащих деревень не одну сотню лет свозили сюда покойников и хоронили между огромных деревьев. Но с них каждый год слетало столько желудей и листвы, что могилы сами скоро оказывались похороненными и исчезали бесследно.
В последние лет десять сюда вообще не привозили мёртвых, поскольку дееспособное население прихода давно разъехалось, оставшиеся немощные старики доели последний колхозный комбикорм и поумирали, и дома в деревнях раскупили дачники. Храм долгое время служил складом фуража, потом вообще стоял в запустении, пока власти не дали команду на возрождение веры и церквей.
И потому как вотчинники Голованы издавна наследовали не только Урочище, но и сан приходского священника, то Николай в одиночку взялся восстанавливать храм, после чего, увидев его старания, подключились дачники — люди в основном интелллектуального труда, изголодавшиеся по вере. Так снова и возник приход, на самом деле существующий лишь в летний период, а все остальное время отец Николай служил в совершенно пустом, гулком храме.
По этой причине боярин Пересвет назначил поединок на начало октября, когда в Урочище на высоком холме нет ни единого постороннего человека и вотчинник-батюшка, молясь за своих прихожан, откочевавших большей частью на зимние квартиры в Москву, исполняет обязанности дачного сторожа.
Конечно, араксу Головану полезнее было бы пригнать в качестве дара джип-внедорожник: Ражный за последний десяток километров дважды засаживал «Ниву» так, что приходилось вытаскивать ручной лебёдкой. С началом дождей Урочище превращалось в остров.
Он привёз волка…
Каждый вотчинник стремился не выдавать месторасположение Рощи и, тем более, ристалища; тут же все было на виду, открыто, и в этом была сложность предстоящей схватки. Единоборцы могли спокойно разгуливать по Урочищу, воздавать жертвы деревьям, прикасаться руками к земляному ковру и получать от него силу, оставленную здесь араксами за многие сотни лет. И кроме того, некоторое время до начала поединка жить на этой территории и даже ежедневно и подолгу видеть своего противника.
Ражный приехал первым, на день раньше Скифа. И не было нужды демонстрировать вотчиннику опознавательные знаки — обряжаться в рубаху и надевать пояс. Голован издали заметил буксующую машину на склоне холма и пошёл навстречу, ещё и вытолкнуть помог из грязи.
— Здравствуй, Ражный, — сказал он, подавая руку сквозь опущенное стекло. — — Добро пожаловать… Давай-ка, подсоблю.
На вид ему было лет семьдесят, но это только на вид — скорее всего, многим больше, однако вотчинный араке был в самом расцвете сил и буквально вкатил «Ниву» под прикрытие древней дубравы. Он не видел волка в машине — Молчун за последние часы ослаб и лежал на полу, не поднимая головы, и когда Ражный остановился и открыл дверцу, тяжело вышел и сразу же лёг на траву.
— Боже ты мой! — всплеснул ручищами отец Николай. — Да ведь ему же нездоровится!
— По дороге подстрелили, — объяснил Ражный. — Рана не опасная, выходится… Зато теперь не простой зверь — стреляный. Так что прими в дар, вотчинник.
Молчун вскинул голову — взгляд был печальный, но Ражный посчитал, что это от слабости и боли.
— Благодарствую, — скрывая радость, произнёс Голован и пощупал волчий нос. — Горячий… Ну, температуру мы сейчас снимем, и рану бы обработать… Ты сам или мне?
— Сам, — сказал он, и пока вотчинник ходил за питьём для волка, Ражный промыл мочой оба отверстия, и особенно входное, куда забило пулей шерсть. Молчун терпел и лишь прикусывал руку, когда она касалась пораненного ребра. Отец Николай принёс плошку с отваром, подставил к морде.
— Похлебай-ка, братец серый волк… Как ему имя?
— Молчун.
— Хорошее имя для такого существа, — одобрил он, глядя, как зверь лакает. — Хоть и не принято судить о даре, но это не просто дикий волк, Ражный. И душа у него не волчья…
— Тебе виднее, вотчинник, — уклонился тот, исподволь озирая Урочище: где-то здесь близко должен быть Поклонный дуб. — Говорю же, стреляный…
Двухэтажный, недавно отремонтированный дом Голована стоял поодаль от храма и был огорожен дощатым забором, а храм, закованный в железные леса, походил на птичью клетку. Крестов в Роще почти уже не было, маячило в просветах несколько за церковной оградой и возле неё, но зато чуть выше, пожалуй, на самом пике холма, на почётном месте, где наверняка когда-то было ристалище, вздымался высоченный железобетонный обелиск с красной звездой и бесконечными столбиками фамилий.
— Ты не оглядывайся, — заметил хозяин. — Сейчас вот пристрою зверя и все покажу… Ну, пошли со мной. Молчун?
Волк посмотрел в спину Ражному, почудилось, вздохнул тяжело и не сразу, но все-таки пошёл за новым вожаком.
Поклонный дуб оказался недалеко от храма, и заботливо посыпанная песком тропинка, ведущая от небольшой деревеньки у подножия холма, проходила мимо. Толстая боковая ветвь его, умышленно когда-то притянутая к земле, торчала, как приспущенный шлагбаум, и все проходящие кланялись тут непроизвольно.
Пока Голован устраивал волка, Ражный воздал дереву: отыскал подходящее место, проделал ножом отверстие и вбил волчий клык. Экскурсовод ему не требовался, поскольку Урочище было классическим и всякий вотчинник без труда бы определил, что есть что, к тому же сейчас он чувствовал потребность побыть одному и испытать энергию места.
Победа на Пиру была в какой-то степени обусловлена тем, что схватка происходила в родовой Роще, а дома и стены помогают. Не случайно поединки назначались в разных дубравах, стоящих друг от друга иногда за тысячи километров, и если вольные араксы изначально были готовы к схватке в любом месте, то вотчинникам приходилось нелегко отрываться от своего космоса и осваивать иной.
От Поклонного он сразу же направился к Древу Жизни и таким образом сбежал от хозяина, но не от волка, ибо не смог отделаться от чувства, что волк продолжает смотреть ему в спину, и это сильно мешало сейчас. Роща оказалась настолько древней и плотной, что через полсотни метров все постройки скрылись из виду, в том числе и колокольня. Он шёл, прикасаясь руками к деревьям, и одновременно хотел отключиться от реального мира и лишь приблизиться к состоянию «полёта нетопыря», однако воспарил почти мгновенно и увидел дубраву в пестроте цветов излучаемых энергий.
