Когда арабка, мусульманка осмеливается подать голос, ее считают либо лгуньей, либо предательницей. Некоторые люди несправедливо утверждали, что при написании книги мною двигала лишь жажда наживы. Хотелось бы сказать всем таким недоброжелателям, что ни один автор не разбогател на своих творениях, не продав, по крайней мере, несколько миллионов экземпляров книги. Другие заявляли, что моей единственной целью было облегчить для себя процедуру получения гражданства. Этим людям я отвечаю: я уже была канадской подданной, когда решила писать и обличать. Но правда в том, что если бы я решила молчать, то предала бы саму себя.
Я нарушила свое молчание, отказалась замалчивать факты, свидетельствующие о несправедливости по отношению к женщине. Я страстно желала, чтобы звук моего голоса помог мне справиться с отравляющей мою жизнь гангреной, чтобы сказанное мною послужило дополнительным доказательством того, что ад, к пребыванию в котором приговорены миллионы женщин во всех частях света, существует.
Трое моих мальчиков гордились мною, они готовы были поведать всему миру, что «Паранджу страха» написала их мать. Они говорили мне, что им бывает нелегко слышать оскорбления от сверстников из арабской диаспоры, но уверяли, что продолжают отстаивать мои идеи и дают отпор недоброжелателям. Они повторяли:
– Мама, мы просто плюем на них. Есть много людей, которые тебя любят, а твою книгу просто обожают.
Люди не привыкли к тому, чтобы мусульманка писала и обличала. Я не беру пример с молчаливых, я говорю, потому что должна говорить. Если не я, то кто?
Многие хвалят меня за храбрость. Боюсь, что разочарую их, если скажу, что храброй я стала только с недавнего времени. Теперь я настоящий камикадзе, поскольку больше не чувствую опасности. Испытанные унижения не все разрушили, они научили меня не гнуться, какова бы ни была опасность и цена, которую придется заплатить.
Критика и угрозы, звучавшие в мой адрес, заставили бы дрожать любого мужчину. Врагов у меня хватает, но я не обращаю внимания на их выпады. Но все же я так и не привыкла к этому, и часто по моей коже от страха бегут мурашки. Я обуздываю этот страх, гоню его прочь, но мне кажется, что от него я никогда не избавлюсь. Хорошо, что я уже могу справляться с ним хотя бы время от времени.
Мысли о том, что я не отступаю и продолжаю говорить, что думаю, приносят мне удовлетворение.
Будни, такие спокойные, такие тревожные
Через год после выхода моей книги я почувствовала себя по-настоящему свободной женщиной, лишенной иллюзий. Я могла ходить, где мне хотелось, почти не думая о своем проклятом прошлом. Как мать-одиночка, без крепкого плеча, на которое могла опереться, я постоянно должна была заниматься детьми и выполнять свои каждодневные обязанности.
Бывало, день пролегал как одно мгновение, а другой тянулся бесконечно долго. В благословенные моменты я смеялась от всего сердца, а в минуты печали заливалась слезами. Если бы мои родственники смогли, как по волшебству, увидеть меня в такие моменты слабости, то, безусловно, обрадовались бы, решив, что их предсказания сбылись.
Но я еще не сказала своего последнего слова и имела секретное оружие – способность восстанавливать силы. Несмотря на удары судьбы, я не позволяла себе пасть духом и искала возможность выйти из тупика. С Божьей помощью и благодаря своему упрямству я нашла двери, за которыми начинался другой путь.
Когда я жила под гнетом родных, а потом терпела упреки и издевательства супруга, я была так далека от понимания того, что женщина может добиться успеха без мужчины. Но и после моего побега выработанный условный рефлекс зависимости от кого-то, как тяжелый якорь, удерживал меня, заставлял думать о спасительном статусе женщины при мужчине.
Любая женщина моей национальности таким представляет себе свое будущее – под крылом мужа. Но судьба заставила меня взять под сомнение этот стереотип, и день за днем я получала весомые доказательства обратного. Факты подтверждают: я, не рассчитывая ни на кого, кроме себя самой, научилась справляться с жизненными трудностями, несмотря на то что много лет мною руководил муж.
Через мое новое окно в мир я видела, как стремительно развиваются современные независимые женщины, правда, все это были в основном западные женщины, родившиеся свободными. Я всегда мечтала, чтобы мой голос влился в прекрасную симфонию их жизни, не веря по-настоящему, что это возможно. Иногда мне казалось, будто я уже приблизилась к этому, но мечты раз за разом испарялись.
И все же моя жизнь не была лишена удовольствий. То, что могло показаться каторгой западной женщине, – подниматься очень рано, заниматься детьми, идти на работу, забирать детей из школы, проверять у них домашнее задание, купать, готовить еду – было для меня источником истинной радости. В этой простой жизни, несмотря на ее рутинность, проявлялась обретенная свобода.
Жизнь моя была очень трудной, но благодаря моим дочерям, особенно Норе, ставшей мне надежной опорой, я видела вдали сверкающий мост, по которому я попаду на счастливый берег.
Мои обожаемые дочери дарили мне радость. Для них я совершила немыслимое, то, что не раз могло стоить мне жизни. Когда я смотрела на них, то думала о пройденном вместе пути и ощущала себя свободной.
Мы были далеко от тех мест, где нас унижали и запугивали. Мы были свободны, как ласточки, которые летали в небе Квебека. Здесь, на канадской земле, принцип равноправия между женщинами и мужчинами являлся основополагающим во всех сферах жизни.
Младшая дочь продолжала изучать гуманитарные науки в СЕЖЕПе, а после занятий пополняла семейный бюджет, работая кассиршей в магазине, расположенном в нашем квартале. Моя старшая дочь Нора, заботясь о нашем благополучии, стала основным добытчиком. Вскоре после нашего переезда в страну она приступила к работе в кафетерии колледжа.
Если младшие братья нуждались в чем-то, это было заботой Норы. Видя ее одержимость, я радовалась, но и огорчалась, зная, что она утомляется из-за беготни между столиками, обслуживая модно одетых парней и девушек с многообещающим будущим. Возвращаясь домой, она с улыбкой рассказывала о маленьких забавных происшествиях в ее заведении.
Но я знала, что на сердце у нее печаль, – ей хотелось быть такой, как они. Продолжать учиться, как обещала себе, когда ехала сюда, и стать независимой и образованной девушкой. Каждый вечер я, слушая вполуха ее истории про своих ровесниц, жалела ее. Что было главным, ради чего я решила сбросить с плеч ярмо, под тяжестью которого жила в течение долгого времени? Разве не ради моих детей? Но почему тогда моя дорогая маленькая Нора так отличается от других молодых людей? Почему она в столь юном возрасте работает, чтобы прокормить семью? Почему она взвалила на себя эту ношу вместо меня?
«Опомнись, Самия! Несмотря на то что тебя разрывают на части противоречивые чувства, настало время дать девочкам свободно вздохнуть».
