Но к хорошему привыкаешь быстро. Теперь мы почти все время гуляли под руку. Особенно приятно было встречать знакомых. Они поодиночке, а я с мужчиной. Тем более что Линк вел себя достаточно скромно и с достоинством. А когда я во время разговора прижималась к нему, лишь снисходительно улыбался. У знакомых при виде таких отношений глаза лезли на лоб от удивления. Так приятно…
Одним из любимых мест для прогулок стал городской парк. Здесь Линк и совершил первую ошибку, открывшись с новой стороны. Ему очень нравилось наблюдать за маленькими детьми, что для мужчины уже необычно. А однажды к нам подошла заплаканная девчушка, и Линк попытался ее утешить. Мне показалось интересным его поведение, и я не стала вмешиваться. Сначала он пытался что-то бубнить и сюсюкаться, но это не помогло. Тогда он начал показывать фокусы. Меня они поразили. Как он превратил камешек в воробья? Откуда взялись монеты? Я и раньше видела подобные фокусы, знала некоторые секреты. К каждому надо готовиться. Но Линк все время был со мной, да и денег я ему не давала. Он что, воровать начал? А потом на ровном месте из-под платка достал эскимо. Вот это точно фокусом не было. Вокруг тепло, а это эскимо обжигает руки холодом. Я, конечно, видела и лед, и снег, но это в горах. Откуда он взял замороженное сладкое молоко здесь, в парке, посреди города?! Тем более я ни разу не слышала о такой сладости. Он что, сам его сделал? Вкусно было невероятно. Мы с Юси млели над каждым кусочком, а Линк лишь улыбался. Я постаралась сделать вид, что получаю только удовольствие, но вопросов к Линку резко прибавилось. Но подождем, пока он научится говорить.
Линк
Настроение было хорошее, погода была хорошая, и люди мне все нравились (почти). Занятия в Академии шли уже два месяца, и весьма успешно. Словарный запас тоже быстро пополнялся, и при случае я уже мог закосить под не очень грамотного крестьянина из глухой деревни. Жизнь налаживалась. Зайдя с Ларой в таверну, заказали себе вина, закуски и решили немного отдохнуть. Выпив кувшинчик и разомлев, заметил недалеко от себя прислоненную к стенке гитару (во всяком случае, инструмент, на нее весьма похожий). Настроив ее под себя, начал тихонько наигрывать. Сразу честно скажу – играл на гитаре и пел для себя только в далекой молодости. Но то чувство свободы, когда отпускаешь свой голос на волю и он вибрирует в каждой клеточке тела, я запомнил навсегда. А сейчас – компания хорошая, чего бы не спеть. Играл я негромко, но внимание соседей привлек сразу. Вон и служаночка посматривает с интересом. И я потихоньку начал «Love me tender» Элвиса Пресли. Бархатный глубокий голос, завораживающий взгляд, и к концу песни служаночка стояла вся пунцовая от смущения и не смела поднять глаза. Да и остальным понравилось. Спел еще с десяток хороших песен на разных языках. А всем объяснил, что по-настоящему песня звучит лишь на родном языке, а о чем она, и так понятно. Потом сидящая за соседним столом группа солдат проставилась вином и попросила спеть для них. Ну что ж…
– Песня одного из легионов великой империи, с которой они шли в бой, – как настоящий конферансье, объявил я.
Песня была достаточно простая, главное было – передать настроение. Отбивая ногой ритм и старательно делая голос грубым, я начал петь. Солдаты быстро запомнили припев и стали подпевать мне, отбивая руками и ногами ритм шагов. Я же закрыл глаза и погрузился в звуки песни. Не хватает только грохочущих звуков ударов мечами по щитам, с некоторой досадой подумал я и тут же их услышал. Вот так гораздо лучше. Когда песня закончилась, я еще посидел с закрытыми глазами – хорошо-то как, как будто и в самом деле шел в бой вместе с товарищами, полностью уверенный в победе. Потом меня насторожила тишина. Открыв глаза, увидел, что все сидят, замерев, и смотрят мне за спину. Я тоже медленно повернулся. Мама дорогая!.. В каком-то сиреневом мареве стояли явно духи и явно весьма материальные фигуры трех римских легионеров. И смотрели на меня. Я непроизвольно вскочил, кинул руку к груди в римском приветствии и на чистой латыни (откуда я ее знаю?!) произнес:
– О, великие воины, гордой поступью прошедшие половину миру. Молодой воин приветствует лучший легион империи, покрывший себя неувядающей славой! – и коротко, но почтительно склонил голову в приветствии.
После некоторой паузы их главный хмыкнул и сказал:
– Хорошо пел. Будет трудно – позови, споем вместе по-настоящему.
И призраки растворились.
Опустившись на подгибающихся ногах на лавку, я хорошенько приложился к кувшину с вином. Обернувшись к настороженно смотрящим на меня посетителям, попытался улыбнуться и разрядить обстановку.
– Иллюзия, однако, когда хорошо поешь, бывает иногда!
Вряд ли кто мне поверил, потому что несколько минут были слышны только булькающие звуки – все активно запивали потрясение. Но понемногу расслабились, опять начались разговоры, я спел еще несколько шутливых песен. И тут меня черт снова дернул за язык. Заметив среди посетителей несколько человек, похожих на степняков, решил спеть и для них. А петь начал горловым пением. Причем, понимал, о чем пою! Кого же мне еще боги засунули в голову, ужаснулся я. И вот я пою о степи, какая она бескрайняя, как она прекрасна весной, о табунах лошадей и отарах овец. Закрыв глаза, я опять погрузился в транс, рассказывая о великом хане, чьи воины закрывали степь от края и до края. Когда песня кончилась, ответом опять была тишина. Опять поворачиваюсь и вижу трех степняков, обвешанных оружием. Не знаю, кто это был, но у меня почему-то сразу всплыло имя Чингисхана. Упав на колено, я низко склонился и постарался громко и четко сказать:
– О, повелитель мира, прости косноязычного, ибо не хватает у меня слов, чтобы достойно восславить твое величие и твои подвиги.
После некоторой паузы послышалось:
– Встань!
Я медленно встал.
– Поешь ты плохо, но от души. – Потом тоже хмыкнул и сказал: – Будет совсем плохо, позови.
И всё исчезло.
Объяснять я уже ничего не стал, а молчком приложился к кувшину (как и остальные посетители). Потом один из них озвучил общую мысль.
– Слушай, завязывай петь такие песни. Я уже два раза напился и два раза протрезвел от твоих «иллюзий». Пой лучше что-нибудь веселое или про любовь, и лучше на нашем языке.
Я и не спорил. Спел и про собаку, которая бывает кусачей, и про молодую, и много еще чего любовно-веселого. А под конец так расчувствовался, что запел о богине любви, которая самая главная в нашем мире. Язык был опять незнакомый, но очень звучный и мелодичный. А после окончания песни все опять сидели молча и смотрели мимо меня. Кого же я на этот раз вызвал, ведь о любви пел? – в отчаянии подумал я. Оглянулся и тоже замер. Рядом стояла невероятной красоты женщина, в тунике типа греческой. Каштановые волнистые волосы до лопаток, синие глаза, нежная кожа. И тоже внимательно смотрела не меня. Я боялся шелохнуться. Наконец она что-то про себя решила и улыбнулась. Это было божественно. Все в зале сразу вздохнули облегченно и заулыбались ей в ответ.
А она негромко сказала:
