Драка между тем разрасталась. «Старший» отправил второго на подмогу, дралось уже человек двадцать (и с задирой, и между собой), но теперь я воспринимал происходящее уже совершенно по-другому. И понял странность этой драки: задиры не пытались убить или покалечить противников. Такое впечатление, что они дрались вполсилы, стараясь ударить больно, обидно и по возможности втянуть в драку как можно больше народа. И еще они стали отступать в сторону угла, где сидела Верона. Вроде незаметно, вроде по принуждению, но все время в одном направлении.
Остальные посетители, не желающие участвовать в драке, кто с усмешкой, кто с руганью, по стенкам пытались выбраться из зала. Наемники Вероны, надо отдать им должное, действовали спокойно. Сдвинули стол немного вперед, а сами встали стенкой, прикрывая Верону. Плохо только, что, пока они смотрели на драку, к ним за спину начали стекаться посетители, которые не смогли вовремя убраться. А в их числе и «старший». И если я прав и вся эта драка организована только как отвлекающий маневр, то «старший» подбирается сейчас к Вероне совсем не для того, чтобы цветы подарить. Надо что-то делать, пока не стало поздно.
Я опрокинул на себя чашку с остатками похлебки, изображая жертву драки, прикрылся табуреткой, вроде как от обломков, летящих по воздуху, и тоже просочился по стенке за спины наемников. «Старший» мельком глянул на меня, но не счел опасным. А ситуация становилось все более напряженной. Драка неумолимо сдвигалась к нам, стоящие вокруг мужики, поняв, что увильнуть не получится, начали вооружаться подручными предметами и сдвинулись вперед, готовясь встретить драчунов. В углу остались только Верона, «старший» и я. Верона смотрит на драку, непонятный мужик – на нее, а я пытаюсь следить за обоими. И вдруг почувствовал: сейчас! В руке у мужика как будто из воздуха появляется нож, и он рванулся к Вероне. Я не стал устраивать разборки типа «а в чем, собственно, дело», а в прыжке всадил ему нож в шею у основания черепа, как раз у края шапочки. Мы рухнули на стол перед Вероной, но мужик не хотел умирать, а со странным воем попытался вывернуться. Тогда я изо всех сил левой рукой ударил по рукоятке ножа, вгоняя его еще глубже. Нож перерубил позвоночник, и лезвие вышло под подбородком. Вой оборвался, и в зале наступила звенящая тишина – почему-то даже драка мгновенно прекратилась. Народ торопливо расступился, и вокруг столика, на который мы упали, образовалось пустое место. Потом кто-то сказал непонятное слово:
– Тварки!
То ли это был какой-то условный сигнал, то ли еще что, но все сразу забыли про мордобой и схватились за оружие. Кого-то будут убивать. А кто здесь первый кандидат для такого развлечения? Я рывком выдернул нож из шеи убитого и приготовился дорого продать свою жизнь. Но на меня никто не смотрел – все внимание теперь почему-то было обращено на задир. Те стояли неподвижно, но смотрели только на меня и убитого. Затем вдруг взвыли и прямо на наших глазах стали превращаться в нечто страшное, лишь отдаленно напоминающее человека. А потом начался ужас. На них бросались с мечами и ножами, но теперь они не церемонились и не играли в поддавки. С легкостью уклоняясь от чужих ударов, сами одним ударом ломали руки, ноги, разрывали тела. Скоро все вокруг было залито кровью. Один из зверолюдей сдерживал напор, а второй направился ко мне. Почему-то в моем направлении его никто задержать не пытался. Мы остановились, разглядывая друг друга. Лица у задиры не стало, превратилось в морду дикого зверя, напоминающего волка. Огромные клыки, пасть, только глаза остались прежними. От такого противника я бы предпочел сбежать, но за спиной стена, да и Верона живой отсюда тогда точно не уйдет.
Пара секунд настороженного рассматривания, затем он бросился. Я отмахнулся ножом, и он еле уклонился от удара в горло.
Снова пара секунд разглядывания и новый бросок. На этот раз я сам шагнул навстречу, прямо в объятия когтистых лап. Клыки уже у моего лица, но я успел всадить нож ему в живот и рывком вспорол его до самого горла. Короткий, полный боли вой, недоумение в глазах – и зверь, цепляясь за меня, сполз на пол.
Снова взрыв тишины в зале. Последний из зверей смотрит на меня, на тела на полу, затем, взвыв от ярости, бросается к двери и, расшвыряв тех, кто пытается его остановить, вырывается на улицу. Теперь уже там крики, шум, но они быстро удаляются.
Я обессиленно прислонился к стенке. Вроде всего несколько ударов, но чувствовал я себя словно после разгрузки вагона с цементом. В горле пересохло, голова кружится, ноги подгибаются. Когда ко мне подошел Текло, я уже в третий раз за вечер приготовился умереть – поводов для новых подозрений я дал предостаточно, а руки налились такой тяжестью, что не поднять. Медленно отступил назад, но ноги не держали, и я сполз по стенке на пол.
Текло не стал меня убивать. Внимательно осмотрел, что-то сказал своим, но ко мне даже не прикоснулся. Затем дал команду, люди подхватили убитых мною зверолюдей, выволокли на середину зала и принялись рубить. С мрачной яростью, матами и непонятными проклятиями, будто вымещая свои старые страхи и ненависть. Потом отрубили мертвецам головы, руки, ноги и поволокли куски на улицу. В зале и так все вокруг было залито кровью, а тут еще эти устроили скотобойню… Стараясь сдержать тошноту, я отвернулся и встретился взглядом с Вероной. Оказывается, она все это время сидела рядышком. Бледная, напряженная.
– Нечего пялиться! Дай лучше напиться.
Верона вздрогнула, торопливо принесла кружку с водой, но я даже не мог руку поднять. Тогда она сама меня напоила, а потом намочила платочек и стала, как маленькому, вытирать лицо. Платок мгновенно стал красным, а мне от такой простой процедуры стало немного легче. Чуть передохнув, я встал на коленки, потом, держась за стенку, смог встать прямо. Верона старалась помочь, но больше мешала. А когда я, пошатываясь, двинулся на улицу, попыталась даже подлезть под руку и поддержать меня. Вот ведь дура! Я был залит кровью и всяким непонятным дерьмом по самые брови, а эта «сестра милосердия» жмется ко мне в своем чистеньком платьице. Дура.
На улице воздух был свежее. Но моей истинной целью была бочка с дождевой водой на углу дома. Надо основательно измазаться в чем-то противном, чтобы понять наслаждение от прохладной, чистой воды, текущей по телу. Я плескался, смывая с себя кровь и еще что-то ощутимо неприятное, приставшее к телу, и остановился, только когда уже не мог зачерпнуть воду. С меня текло ручьями, но в голове прояснилось. Еще бы силенок добавить, и было бы совсем хорошо.
Я огляделся по сторонам. Порядка вокруг стало ощутимо больше. Люди уже не метались беспорядочно, а действовали по какому-то плану. Вдоль забора через равные промежутки горела цепочка костров, возле них дежурили вооруженные люди. В центре двора горел костер побольше, и оттуда ощутимо тянуло горелым мясом. Видимо, здесь так прощались с погибшими, а может, только с этими непонятными «тварками». М-да, весело у них здесь проходят вечера… Может, это одна из причин, по которым в деревне не любят чужаков? Но это уже не мои проблемы. На меня косились, но не приставали и ничего не требовали. Воевать было не с кем, и, с трудом переставляя ноги, я отправился в свою каморку. Верона не отставала, и пришлось корячиться по лестнице у нее на виду. Ладно, хоть теперь она не пыталась мне помочь, а просто шла следом.
