— Разумеется, я буду очень милосерден! Я даже позволю этим двум «великим целителям», — прозвучало это как ругательство, — попробовать разбудить мою дочь, как они и предлагали! — Его опять затрясло от бешенства. — И сопровождать они ее будут… до могилы. А сколько до нее осталось — теперь зависит от них. — Барон оскалился совсем по-волчьи. — У вас пять минут! — прохрипел он.
По его знаку слуги начали теснить нас к повозке с телом девушки. Наступила нехорошая минута — повозка в центре, мы с Таней рядом, а вокруг стоит толпа и смотрит на нас с такой ненавистью…
— Что будем делать, Тань?
Та закрыла глаза и несколько раз провела руками над телом девушки, задерживаясь в области груди и головы. Немного подумала и еще раз повторила движения. Потом грустно улыбнулась и стала перебирать цветы вокруг девушки.
— Ну вот, все и решилось. Еще несколько минут, и мы умрем.
— Это почему? — не понял я.
— Без всяких сомнений, девушка мертва, и я ничего не могу сделать. Если и у тебя не получится, то нас убьют за оскорбление барона, которого ты фактически обвинил в гнусных помыслах — похоронить дочь заживо. А если получится — потому, что поднимателей мертвых у нас казнят сразу. Вернее, убьют меня, а с тобой… Для тебя тоже что-нибудь придумают.
— А если она таки проснется?
— Да с чего ты это взял? Я не чувствую в ней ничего живого, уж поверь мне.
Я еще раз оглядел лежащую девушку. Таня не видела живого, а вот я не видел и не чувствовал мертвого. Во всяком случае, не было тех ощущений, которые я испытывал ранее во время присутствия на настоящих похоронах. Повернувшись к барону, который, похоже, сдерживался из последних сил, чтобы не начать нас убивать, я спросил:
— Как зовут вашу дочь?
Мужика перекосило, и он с трудом выдохнул:
— Регина.
Я тоже, на манер Тани, несколько раз провел руками над телом девушки, но стараясь не прикасаться. Потом, наклонившись к ней, — за спиной напряжение в толпе стало ощущаться чуть ли не физически, — принялся негромко приговаривать:
— Регина, просыпайся! Регина, не время спать!
И так раз двадцать. Время уходило, да и мне начали надоедать эти дурацкие уговоры, но ничего не менялось. Мне показалось, что веки девушки чуть подрагивают, но дальше этого дело не двигалось. Внутри начала подниматься злость, и я неожиданно для себя рявкнул:
— Тебе рано уходить из жизни, Регина, твое время еще не вышло! Просыпайся, я приказываю!
Голос прозвучал сильно и властно, а руки самопроизвольно нарисовали какую-то странную сложную фигуру. Будто услышав меня, девушка широко открыла глаза, затем самым невероятным способом, с прямой спиной, резко села и повернула голову ко мне. Невидящие глаза смотрели прямо на меня, но девушка сидела неподвижно и как будто ждала чего-то еще. Стоящие вокруг шарахнулись в стороны, стараясь не попасть под этот страшный взгляд. Я тоже попятился, хоть и смотрел в детстве фильм «Вий», где было нечто подобное, но увидеть такое вживую — это совсем другие ощущения. На меня будто подуло морозным воздухом, по телу пробежала дрожь, кожа покрылась мурашками размером, наверное, с кулак, волосы встали дыбом. Стараясь смягчить голос, обратился к девушке:
— Регина, живи… Я прошу тебя.
Спина девушки утратила жесткость, она немного обмякла, взгляд стал смягчаться, и вскоре в нем появилась осмысленность. Грудь, на которую я снова обратил внимание, начала вздыматься, послышался судорожный, с каким-то всхлипом, вздох, и девушка очнулась по-настоящему. С недоумением оглядевшись по сторонам, она обратилась к барону, который теперь стоял в полной прострации:
— Отец, что происходит? Кто эти люди и почему я здесь? Почему-то я ничего не помню.
Народ, услышав эти простые слова, восторженно орать не стал, а попятился еще дальше. Я надеялся смотаться под шумок, но ничего не получилось — от нас с Таней шарахнулись еще дальше, чем от воскресшей девчонки. Солдаты барона хоть и не подходили близко, но стояли плотной стеной и не спускали с нас глаз. Пришлось остаться и наблюдать дальше.
Папаша тоже повел себя непонятно — не бросился обнимать дочурку, а послал вместо себя другого мужика, наверное, местного лекаря. Тот начал крутить руками, что-то бормотать, затем осторожно приблизился к Регине. Мягко взял ее за запястье и замер, к чему-то прислушиваясь и не сводя с нее взгляда. А, похоже, это он проверяет у нее пульс. С каждым мгновением лекарь становился спокойнее, даже осмелился притронуться к груди девушки, а затем попросил ее показать язык. И когда девушка с ехидной улыбкой выполнила просьбу, да еще и что-то негромко добавила, напряжение ощутимо спало. Лекарь повернулся к барону и пожал плечами:
— Она действительно жива!
Пронесся дружный вздох, все вокруг загомонили, обмениваясь впечатлениями. А я вдруг дал себе зарок — больше не плеваться, во всяком случае, в присутствии других людей. И поменьше разговаривать, опять же в присутствии других людей. Если уж обычные слова о том, что девушка, возможно, жива, чуть не стоили нам с Таней собственных жизней, то какие последствия могут быть у других слов? Выбитыми зубами, как бывало в общаге во время разборок, можно и не отделаться. Судя по тому, что случилось со мной и Таней за последнюю неделю, в этом мире лучше быть молчаливым и скромным. Еще бы выбраться из этой передряги!
Время шло, все смотрели на барона с дочерью и даже не думали расходиться. Таня вдруг придвинулась ко мне и зашептала:
— Ваня, что бы ни случилось, не позволяй никому прикоснуться к себе, а то мы пропали! Я постараюсь отвлекать внимание, буду все время напоминать, что ты больной, не очень умный и совершенно не переносишь, когда к тебе приближаются и уж тем более трогают руками. Но и ты постарайся — двигайся очень аккуратно и при любой опасности прикосновений начинай истерить или изображай приступ.
— Это как? — не совсем понял я.
Таня покосилась на меня.
— Как ты уже умеешь. Неси всякую заумную чушь, можешь визжать, изображая страх, или упади и подергайся.
Слова вроде простые и понятные, кому другому я тут же выдал бы дополнительную инструкцию на сотню страниц. Но вот делать подобное самому?! Как ставить ноги, падать медленно или быстро, мордой или спиной, короче, сразу тысяча вопросов.
Барон между тем пришел в себя, помог дочери слезть с повозки и в сопровождении лекаря подвел к одной из женщин, стоявших за спинами его солдат. Та, не веря своим глазам, робко прикоснулась к девушке, начались слезы, сюсюканье, и все это под внимательными взглядами окружающих и в полной тишине. Я опять стал оглядываться, выискивая незакрытую дорожку для бегства, но люди стояли сплошной стеной.
Наконец барон повернулся, кликнул лекаря и тяжелой походкой направился к нам с Таней. Причем взгляды и у барона, и у лекаря, когда они подошли, были не то чтобы угрожающие, но очень хмурые и пристальные. Не сговариваясь, мы с Таней сделали рокировку — она вперед, а я за ее спину. Хотя со стороны это, наверное, выглядело смешно — я на голову выше, почти в два раза шире, а пытаюсь спрятаться за девушку. Мужики переглянулись. Почувствовав приближение развязки, еще и граф пробился к нам сквозь толпу. Барон покосился на него, затем, сделав усилие, начал говорить:
