– Приятное место. Лес из тех, в которых душа радуется. Одобряю ваш выбор. Надеюсь, вы проведете здесь еще немало приятных часов. Только мне непонятно – что вы этим хотели объяснить?
Малькатиллен указал рукой на опушку:
– Повернитесь сюда и смотрите. Пока я не скажу, не оборачивайтесь. Сейчас вы увидите это же место, но таким, каким оно выглядело четыре недели назад. Вам это следует увидеть – словами подобное не объяснить.
Вновь темнота, а в следующий миг опять свет. Вот только уже не серебристый, а какой-то красноватый, с оттенком меди.
Лес исчез. Лишь уродливые обломанные пни, покрытые ошметками почерневшей коры, все еще напоминали о нем. На месте лужи осталось углубление, покрытое растрескавшейся коркой окаменевшего ила, на которой там и сям белели оленьи кости. Череп животного застыл посредине бывшего водоема, слепо таращась пустыми глазницами на Фоку.
Сверчки в траве больше не стрекотали, да и травы вообще не было – под ногами хрустящий крупнозернистый песок, а может, не песок, а комковатый пепел или шлак – кетру не хотелось это знать. Летучих мышей тоже не было, но высоко над головами в темном небе, по которому с невероятным контрастом тянулась полоса Шрама, носились красные искры. Светлячки? Фоке эти «светлячки» не понравились. Звуки, временами доносящиеся из глубин умершей чащи, ему тоже не нравились. Там кто-то предсмертно кричал и кого-то жрали. Жрали всерьез, без изысков – легко сокрушая клыкастыми челюстями кости и разрывая крепкие жилы. А еще там с шумом падало что-то огромное, и над всем этим непотребством висел тонкий противный писк – будто миллион комаров разом собрались возле ушей.
– Как видите, здесь произошли изменения, – грустно сообщил заяц.
Фока, завороженно изучая картину разрушения, уточнил:
– Пожар? Большой лесной пожар?
– Вы неглупы и прекрасно понимаете – это не пожар. Это идет он. Обернитесь, и вы увидите, откуда он идет.
Кетр обернулся с неохотой – интуиция подсказывала, что ничего хорошего он за спиной не увидит.
Интуиция не ошиблась.
Фока не сдержал испуганного возгласа. Заяц был прав: словами этого не объяснить. Такое действительно можно лишь увидеть. Как передать слушателю всю черноту той тьмы, в сравнении с которой самое пасмурное ночное небо покажется солнечным лучом на белой простыне? Как выразить словами ощущение множества равнодушных нечеловеческих взглядов, таращившихся из этой погибели? И странное движение, иной раз сотрясающее эту мглу, – будто исполинские стаи светлячков, возникнув из ниоткуда, с немыслимой скоростью уходят за горизонт, растворяясь там бесследно. Если бы смерть можно было увидеть, она бы, наверное, выглядела именно так.
– Что это? – просипел кетр. – Зачем вы мне это показываете?
– Вы – сильный человек, вам это зрелище не повредит. То, что вы видите, не имеет названия. Хотя мой народ, произнося слово «Север», имеет в виду именно это, а не сторону света.
Кетр Хабрии был неглуп:
– Так это великая язва Севера?
– Можно назвать его и так… Война, уничтожившая наш мир, оставила всем нам лишь крохи. Все Северное полушарие и значительная часть Южного выглядит сейчас именно так. Мы ютимся на клочках того, что нам оставили Древние и он – Север. Мы убиваем друг друга за жалкие огрызки нашего маленького мирка. Нам некуда расширяться, некуда идти, нам остается лишь существовать в ожидании своего конца. И то, что вы собираетесь сделать завтра, приблизит этот конец.
– Я вас не понимаю.
– Ваши новые союзники – часть этой тьмы. Я их называю Руками Севера, сами себя они называют частями Целого. Их существование – служение вот этому. С каждым годом наш мир становится все меньше и меньше. Север делает один широкий шаг в день, безостановочно двигаясь на юг. Так было всегда с того самого дня, как он возник. Сейчас он пожирает наш лес. Сперва полчища тварей, прикормленных тьмой, вторгаются на приграничные земли, убивая все живое, затем под жвалами паразитов погибают деревья и трава, перерождается почва, высыхают озера и реки. И в итоге становится тем, что вы видите, – вспаханной нивой, готовой принять нового хозяина. Его не остановить и не замедлить – один шаг в день. Он не остановится, пока не доберется до Южного полюса. И Намайилееллен умрет окончательно.
– Он… оно разумно? Что это?
– Да, разум в этом есть, если можно вообще называть подобное разумом. Мой народ – древний, и век наш долог – мы помним немало о временах, когда все это началось. Хотя всего знать не можем – слишком много рас тогда в этом участвовало, и у каждой были свои секреты, недоступные другим. Язвы еще не оскверняли лик Намайилееллена, климат был немного холоднее, Северное полушарие было обитаемым – именно там располагалась большая часть суши. Юг тоже процветал, но находился в подчиненном положении – расы, его населявшие, по сути, прислуживали развитым северянам. Мир тогда был огромен и доступен в каждом его уголке. В небе светило три луны, Шрама не было. Почему началась война, я рассказывать вам не стану – слишком много причин, причем знаем мы не обо всех, да и не очень важно это. Важно одно – в этой войне применили все. Абсолютно все. Оружие, которое по всеобщей договоренности никто и никогда не должен был использовать, было использовано. Странно, что от мира вообще хоть что-то уцелело – шансов на это было немного. Страна, в которой родился Север, была не из самых сильных. У них не было могущественных магов или великих изобретателей. И не было богатств, чтобы это купить. Но было желание добиться многого. Их ученые, развивая чужие идеи о множественности миров и сущности времени, совершили удивительное открытие. Они смогли обмениваться информацией с другими мирами и перехватывать объекты, перемещающиеся между ними. Представьте, что наша вселенная со всеми звездами и планетами – не более чем страница в толстой книге. И страниц этих множество. Ученые могли читать текст на любой из них и задерживать разный сор, что постоянно пытается перескочить через несколько листов.
Малькатиллен указал рукой на север:
– Это пришло из другого мира, а ум древних ученых смог его изменить, превратив в оружие. Оружие мерзкое – питается самой смертью. Чем больше страданий, тем быстрее оно действует. Оружие совершенное – все, до чего оно может дотянуться, становится его частью или умирает, наполняя его силой.
– Какой смысл в таком оружии? – не понял Фока. – Да будь оно у меня, я бы постарался его уничтожить, если это возможно. Зачем они использовали то, что пожирает все, и тебя в том числе?
– Мне тоже трудно это понять. Другая раса, другая логика… Возможно, им тогда не оставили выбора, и, погибая, они решили прихватить с собой всех. Или случайно все получилось. Ведь на Севере не сразу все стало таким – первоначально это было обычное пепелище. У себя вы на выжженных землях можете видеть, во что тогда превратилась северная половина мира. Где-то там, среди дымящихся руин уничтоженных городов, Север начал делать свои первые шаги. Его рождение было бурным – уцелевшие Древние, осознав, с чем столкнулись, пытались его остановить, лишь добавляя ему силу за счет своих смертей. Он тогда вырос стремительно, делая не по шагу в день, а гораздо больше – время это было богато смертями. Он питался агонизирующим трупом старого мира. Потом… потом некому стало его останавливать и некому кормить. Не будь той войны, может быть, что-то и получилось бы – Намайилееллен тогда был мудрее и могущественнее, не сравнить с нашими дикими временами. Я могу лишь гадать – мой народ сохранил только часть памяти, да и знать всего не мог. Север не различает добра и зла, он просто делает то, для чего его создали, – старается вобрать в себя все, до чего дотянется. Кетр Хабрии, твоя страна падет первой… она ведь на Севере человеческого мира. Но это произойдет не скоро: ведь один шаг в день – это многие века спокойной жизни. Но ты все можешь нарушить, если принесешь завтрашнюю жертву. В первые дни своего существования Север рос очень быстро за счет жертв войны. А теперь, за эти тысячелетия набравшись могущества… Я не знаю, что произойдет после такого массового жертвоприношения. Как я понимаю, в один миг умрут очень многие. Что это принесет Северу? Его задача – расширение, ему не интересны ритуалы, ему нужна только смерть, как пища. И вы его завтра накормите. Накормите досыта… Кетр Хабрии, возможно, уже послезавтра твоя страна превратится вот в это. А может, и весь Намайилееллен. Ты этого хочешь?
